Вернер свернул карту. Ему нравились эти офицеры, выполнявшие свои обязанности в дивизии еще до того, как он четыре года назад был назначен командиром. Они очень помогли ему тогда. Но в конце учебного года с одним из них Вернеру придется расстаться. Полковник Петер Хемпель, начальник политотдела, направлен в Москву на учебу в академию. В штаб прибудет новый офицер, потому что полковник Шанц окончательно решил перейти на командную должность. Вернер охотно оставил бы его в дивизии, он хорошо знал полковника и был убежден, что Шанц со временем стал бы таким же хорошим начальником политотдела, как и Хемпель. Почему Шанц решил сменить работу в политотделе на командную, Вернер точно не знал, но предполагал, что напряженность, создавшаяся в поселке в отношении дочери полковника, повлияла на его решение в большей степени, чем он сам этого хотел бы.
Риссман принес кофе. Офицеры расселись в кресла. Все они выглядели немного возбужденными, как перед любыми учениями. На учениях многое повторяется: дневные и ночные марши, боевые стрельбы на дальних стрельбищах, но все-таки ни одно из них не похоже на предыдущее, так как основную массу солдат составляют новобранцы, да и техника и вооружение постоянно меняются, становятся более современными.
Вошел полковник Хорст Зайферт, заместитель Вернера по боевой технике и вооружению. Он вспотел и так раскраснелся, будто все расстояние от дома до штаба пробежал бегом. Поздоровавшись с офицерами, он снял очки, протер их, бросая на присутствующих вопросительные взгляды и смущенно улыбаясь, как опоздавший, который просит, чтобы ему рассказали о том, что он пропустил. На округлом, добродушном лице Зайферта выделялись густые подвижные черные брови, что делало его лицо особенно выразительным.
Последним с точностью до минуты появился полковник Манфред Науэндорф, начальник службы тыла дивизии. Он медленно вошел в кабинет, четко, по-военному поздоровался. И вся комната сразу же наполнилась запахом лаванды.
Хемпель прищелкнул языком:
— От тебя опять чем-то слегка попахивает!
Все весело засмеялись. Полковник Науэндорф выделялся среди офицеров. Даже в стеганом комбинезоне он выглядел элегантно. Кроме того, никто из них не танцевал так хорошо, как Науэндорф, никто не ходил со своей женой так часто в театр, как он, и никто другой не представлял командира дивизии на общественных мероприятиях так охотно, как Науэндорф. Свой кофе он выпил стоя.
— Садись, — предложил ему Вернер.
Науэндорф отрицательно замотал головой, а Бодо Кулонски, начальник штаба, ехидно заметил:
— Сомнутся отутюженные ватные брюки…
Каждый из офицеров так сосредоточенно пил кофе, будто все они и собрались в час ночи специально для того.
Вернер поочередно рассматривал офицеров. Кроме Бредова, он всех их знал много лет. Науэндорф и Заиферт прибыли в штаб дивизии из полков. Здесь они получили звание «полковник» и оба довольно быстро освоились со своими новыми обязанностями. Вернер хорошо чувствовал себя среди них. В штабе дивизии старшие офицеры обращались друг к другу скорее по-дружески, а не как начальники и подчиненные. Каждый уважал товарища, ценил его честность и ответственность. Единственным человеком, с кем Вернер еще не наладил тесного личного контакта, был Бредов.
Командир дивизии поднялся, и все офицеры сразу же поставили свои чашки на стол и тоже поднялись. Вернер знал, что никто из собравшихся в его кабинете не преследует на этих учениях своих личных целей, в том числе и Бредов, хотя его ждут серьезные испытания. Все были готовы к тому, чтобы с момента объявления боевой тревоги в течение многих дней не щадить своих сил и нервов, командовать и управлять тысячами солдат и имеющейся в их распоряжении боевой техникой, вместе с ними участвовать в борьбе за скорость, точность и надежность.
Все они хорошо знали, что на западе их республика граничит с государством, моторизованные армейские соединения которого могут достичь ГДР за полтора-два часа, а его самолеты — всего за две-три минуты. Вероломное нападение такой же агрессивной армии в недалеком прошлом вылилось в самую крупную войну в Европе.
Офицеры смотрели на генерала Вернера и ждали, когда он отдаст приказ начать учения.
Ульрих Фихтнер сидел на своем месте в бронетранспортере, закрыв глаза. Он положил руки на колени и опустил плечи. Сразу же, как выехали из казармы, у него возникло ощущение какой-то грозящей ему опасности. Он просидел, не меняя позы, уже около трех часов, и все тело его словно окостенело. Плечи ныли, будто он десять километров нес на себе крупного ягненка. Подошвы горели, а ремешок каски, казалось, с каждой минутой все сильнее и сильнее впивался в подбородок.
Читать дальше