— Ну—ка, давайте перенесем пулемет из кювета! — говорит мне старший лейтенант.
Вчетвером мы поднимаем пулемет из кювета. Не знаю как, но поднимаем.
— Устанавливай! — приказывает старший лейтенант.
— Мне нечем его закрепить.
— А ты попробуй стволом автомата, — советует милисьяно, приехавший со старшим лейтенантом.
Мы устанавливаем пулемет. Они прощаются со мной. Джип уезжает, а я остаюсь у пулемета. В эту минуту я не боюсь. Я никогда не боялся. Понятно?..
* * *
Да, это было восемнадцатого. А девятнадцатого я снова был на территории сентраля. С тем же орудием, но с другими людьми, которые тоже ничего не боялись…
Самолет, что летел над сентралем «Аустралиа»? Я стрелял по этому самолету. Я первый тогда выстрелил. Было около шести утра. Я боролся со сном, но не хотел расставаться с пулеметом…
* * *
Кто—то толкает меня — самолет! Все вскакивают по местам. Я спокоен. И на этот раз я спокоен. Пожалуй, лишь чуть—чуть волнуюсь, но в то же время радуюсь. Орудие в готовности.
— Ложитесь, ложитесь! — кричу я расчету. — Оставьте меня, оставьте меня одного!
Они повинуются мне и ложатся на землю. Я целюсь в самолет. Он летит над островком, покрытым зарослями тростника. Он почти передо мной. Он меня еще не увидел.
Тогда я безостановочно стреляю очень длинной очередью. И он меня замечает, потому что выстрелы приходятся по фюзеляжу. И он стреляет в меня изо всех своих пулеметов. Я ни о чем не думаю. Я продолжаю стрелять. А самолет — в меня. А я — в самолет. Самолет уже очень близко, но я не сдаюсь. И мои пули попадают в кабину.
А его пули пролетают мимо. Меньше чем за двести метров он делает крен влево. Я разворачиваю пулемет и продолжаю вести по нему огонь. Но теперь все «четверки» сентраля тоже стреляют по самолету. Самолет теряет управление. Потом теряет высоту и скорость. Медленно сбрасывает четыре бомбы. И опять теряет высоту. И наконец падает.
Весь расчет вскакивает и бежит ко мне:
— Ты его сбил, Матео! Ты сбил его!
— Ну и что? — И я говорю, что, мол, да, что я его сбил, что если захватить его во второй круг прицела — не промахнешься.
Но вот я оборачиваюсь и смотрю назад, за орудие. Вижу пальмы, срезанные пулями самолета чуть выше моего роста. Я приподнимаюсь с сиденья стрелка. Хочу идти, но падаю. Меня поднимают. Держусь руками за людей, а идти не могу: в ногах нет силы.
— Это нервы! — говорит кто—то.
— У тебя нервы расшатались, Матео, — повторяет кто—то еще.
— Да, — соглашаюсь я, — нервы… А меня уже несут, меня целуют.
* * *
…Вот и все. Повторяю вам, что, когда сбиваешь самолет, ничего не чувствуешь… Говорю вам, что страха нет и в помине… Герой? Я? Нет—нет… Герои — это те, кто выигрывает войны и входит в историю… А я всего лишь стрелок зенитного пулемета… Да—да, сеньор, Матео Гонсалес, пятнадцати лет от роду, двадцать восьмая батарея базы Гранма…
Плая—Хирон!
На следующий день
избитая в кровь
твоим могущественным кулаком
и растоптанная тобой
орда захватчиков
пожинала горькие плоды
гнусного предательства.
Яростная твоя звезда
в бурном потоке ненависти
обнажила твое горящее сердце,
несгибаемая Плая—Хирон!
В этом трагическом крещении
твой золотистый пляж
стал настоящим адом для врага.
Яростно вздымались ввысь
винтовки крестьян,
а для трусливых наемников
звучали погребальные песни,
как проклятие силам империализма.
И осталась там орда разбитой,
усеяв поле брани
гниющими трупами.
Это маленький народ
Латинской Америки
раздавил своей ненавистью
империалистического зверя.
Фиделю Кастро посвящается
Я наблюдал за движением знамени твоего,
не знающего сна, не ведающего покоя.
Я знаю, кто ты, знаю, что идешь ты
по пути героев.
Твой след я различаю
по мачте «Гранмы»,
усыпанной звездами,
приведшей тебя на пляжи Никеро,
а дальше — к мечте заветной.
Ты пришел из Орьенте, и сердце твое
питает кровь высокой Туркино и яркое
пламя
Сьерра—Маэстры, что, как мать,
возле твоей колыбели
проводила бессонные ночи,
изваяла из камня твое могучее тело,
чтоб тебя не свалила в дороге усталость,
чтоб ни голод, ни тени, ни мрак полуночный
и ни страх, мертвой хваткой вцепившийся
в душу,
не смогли б никогда овладеть твоим
телом;
чтобы ты возлежал не на ложе смертельном,
а на пламени яростных криков повстанцев,
о Команданте [30] Майор, высшее воинское звание в первые годы Кубинской революции. — Прим. пер.
Читать дальше