Константин Симонов: Случай с Полыниным

– Вчера, – нерадостно сказала Галина Петровна.

– Как доехала? Здорова?

– Ничего, – все тем же голосом ответила Галина Петровна, собираясь с силами сказать то, что она должна была ему сказать.

– Да чего я тебя спрашиваю? – не обращая внимания на ее упавший голос, все так же громко и весело сказал Полынин. – Сейчас я с летным составом разбор сделаю, кое-чего отработаем, и в тринадцать часов буду у тебя. Какой твой адрес?

Она хотела сказать ему: «Нет, нет, не приезжайте, вам нельзя ко мне приезжать!» Хотела сказать и не могла, так поразил ее веселый голос Полынина и несоответствие этого голоса всему, что так ужасно и нелепо случилось с нею из-за того, что она не услышала этот голос вчера. Всего-навсего вчера!

– Бронная, семь, квартира двенадцать, – сказала она.

– Есть Бронная, семь, квартира двенадцать, – все еще не замечая ее странного тона, сказал Полынин и виновато добавил: – Только ты не обижайся, что я ненадолго! Как шарик скроется, надо обратно на месте быть! Новый год – дежурим в оба глаза! Пока!

Он там у себя уже давно положил трубку, а она еще полминуты держала трубку в руке и, даже когда повесила ее на рычаг, все еще продолжала держаться за нее, словно боясь упасть.

– Дозвонился все-таки, – удовлетворенно сказала Кузьмичева. – Двадцатого позвонил: обещала, говорит, двадцатого приехать. Я говорю: не приехала. Не может быть, говорит, я завтра ей позвоню. Так каждый день и звонил, ну как часы. Я вчера-то торопилась, потом уже на улице вспомнила, что тебе не сказала, хотела было обратно, а потом, думаю, все равно до утра не позвонит, а я к утру вернусь и скажу тебе. А ты и не ночевала! Где ночевала-то?

– У подружки, – сказала Галина Петровна.

– Конечно, с людьми веселее, – сказала Кузьмичева. – Сидишь тут одна, как в гробу, сама с собой думаешь. А чего думать, чего было, того не воротишь! Такой аккуратный, как часы, – помолчав, одобрительно повторила она про летчика. – Приедет к тебе?

– Приедет, – растерянно сказала Галина Петровна и вдруг подумала о том, о чем надо было подумать с самого начала: «Но почему же он звонит мне? Он не должен был мне звонить!»

И спросив об этом себя, с ужасом и надеждою поняла, что Витенька солгал ей вчера, что он, когда виделся с Полыниным, ничего не сказал ему про нее, ровным счетом ничего! Иначе бы Полынин никогда не позвонил бы ей, этого просто-напросто не могло быть.

«Да, именно так».

И если бы она знала это вчера, если бы могла догадаться об этом, не случилось бы всего того, что наполняло сейчас ее душу отвращением к самой себе.

– Как же вы не сказали мне вчера, что он звонил мне! – повернулась Галина Петровна к стоявшей рядом с ней у телефона и довольно улыбавшейся Кузьмичевой. – Ах, как же вы не сказали… Как же вы не сказали!.. – повторила она с упреком.

– Ну, извини, пожалуйста, – разведя руками, сказала Кузьмичева.

Лицо у нее стало виноватое. Она не понимала, что произошло, но чувствовала, что произошло что-то очень плохое.

– Да нет, – сказала Галина Петровна, – вы не виноваты. Я сама во всем виновата.

И, посмотрев на телефон, словно он мог еще что-то сказать ей, ушла в свою комнату.

Так или иначе, а через три часа он должен был приехать сюда.

Она начала лихорадочно убирать свою комнату. Потом, бросив посреди пола веник и тряпку, открыла шкаф, вытащила оттуда вместе с вешалками все три висевших там платья, из которых ни одно нельзя было надеть, села на тахту, держа их на коленях, и долго разглядывала так, словно видела впервые.

Потом повесила платья обратно и снова взялась за веник и тряпку, домела и дотерла пол, вытерла пыль с вещей, смахнула по углам паутину там, где дотянулась. Она убирала комнату и думала: что же ей теперь говорить и что делать?

То ей хотелось одеться и уйти, пока Полынин не приехал, уйти и никогда больше не видеть его. То ей казалось, что она должна, как только он придет, сразу, даже не дав поцеловать себя, рассказать ему все, что с ней случилось.

«А что случилось? Ничего и не случилось», – попробовала она обмануть себя. Попробовала, но не смогла. Она знала, что нет, случилось, и нельзя будет сказать об этом Полынину. И значит, надо будет солгать ему сегодня и лгать потом всегда.

Она подумала о себе, что если бы она на самом деле любила Полынина, то не дала бы ему с собой этого письма к Витеньке. Пусть даже она никогда не думала, что он сам отдаст это ее письмо, она все равно не должна была посылать с ним письмо человеку, про которого он не знал всей правды. И если бы она любила Полынина, она бы вообще не пошла вчера вечером туда, в ту квартиру. Даже если б твердо знала, что с нею там ничего не будет, все равно не пошла бы! Ей бы это было невыносимо – идти в ту квартиру!