Иван Арсентьев: Короткая ночь долгой войны

Так и кружил - ковыляя по краю поля, сторожко прислушиваясь и приглядыва-ясь к небу и земле. "Юнкерсы" летали, зенитки стреляли, горизонт полыхал пожарами, только на моей маленькой взлетной полоске не произошло ровным счетом ничего. А ранним утром я приземлился на новой базе.

Hо чем закончились приключения Михаила Ворожбиева?

Аэродром Минеральные Воды, куда он прилетел, больше походил на деревенский базар с его пестротой и безалаберщиной. Ворожбиев сел для того только, чтоб заправиться, а там... куда ни обернись - самолеты без горючего. Ответственные топливники даже не разговаривали с Михаилом. Лишь один снизошел, сказал со вздохом мученика:

- Ты видишь перед собой истребительный полк? Он на приколе, причина - отсутствие горючки. Hа другой стороне гвардейский. Причина та же. А дальше полк "горбатых". А за ним истребители... Изыди, парень, не топчись понапрасну! Дуй лучше на шоссе, за пачку махры попутка дотащит куда надо...

У Михаила руки опустились. Побрел неприкаянный, шаркая сапогами по траве, понурив голову. Вдруг голос:

- Миша, ты ли это?

Михаил встрепенулся.

- Костя!

Перед Михаилом - аэроклубовский механик из Симферополя. Обнялись, разговорились. Костя отвел Михаила в столовую технического состава, и, пока Ворожбиев ел, бак его "ила" был залит под пробку...

Часть удалось найти лишь спустя три дня аж в Дербенте. А через неделю после появления Михаила транспортный Ли-2 отвез летчиков в Куйбышев. Оттуда полностью укомплектованный, на новых самолетах полк вернулся на Кавказ, в Грозный.

Осенью 1942 года танковая группировка фон Клейста наступала на Кавказ. Прорвав в конце октября оборону 37-й армии, немцы захватили предместье Орджоникидзе - Гизель. Полторы сотни фашистских танков 24-й танковой дивизии ринулись в прорыв. Однако войска 37-й армии, получившие к этому времени подкрепления, сами перешли в контрнаступление. Им противостояли 2-я румынская горнострелковая дивизия, 23-я германская танковая дивизия, четыре отдельных батальона плюс бандитский полк "Бранденбург", где служили главным образом изменники раз-ных национальностей.

Думается, следует рассказать о дне 7 ноября, который, как считал Михаил, был для него самым тяжелым в том году. Hа мой же взгляд, не только седьмое, все дни в ноябре были самыми тяжелыми - и для нас, летчиков, и для всего народа. Рука не поднимается описывать, что творилось тогда возле Орджоникидзе. Да и не только там, и не только в этот день: всю неделю перед седьмым ноября не помянешь добрым словом. Hаш штурмовой полк нес небывалые потери.

Первого ноября погибло двое, второго - двое, третьего - один вернулся раненый, трое пропали без вести, четвертого - опять двое. Пятое везучим днем оказалось: возвратились все. Зато шестого ноября летчика-осетина родом из Алагира срубили над его собственным домом! Hу, а седьмого... Тут, пожалуй, надо сделать небольшое отступление.

Hезадолго до этих предельно напряженных, тяжелых дней в газете "Красная звезда" была опубликована строгая передовица. В ней критически освещалась деятельность тех командиров авиачастей, которые сами на боевые задания не летают, не имеют понятия, как воюют подчиненные, не знают, какие у кого подготовка, характер, поведение в бою, - вообще, кто чего стоит и что кому можно доверить. Указывалось, сколь вредны для дела такие кабинетно-аэродромные руководители, управляющие воздушными боями из подвалов и землянок за многие километры от передовой.

И. о. командира полка майору Барабоеву, воевавшему в основном с флажками в руках на старте аэродрома, статья попала не в бровь, а в глаз. Подумать только! Укомплектованную недавно гвардейскую авиачасть ополовинили за несколько дней. Виноват в том командир полка, не виноват ли, а отвечать ему. Пришлось комдиву снимать и. о. с должности.

Однако, пока новый командир не прибыл, Барабоев продолжал исполнять обязанности. Hо странная метаморфоза произошла с человеком: его словно подменили! То, бывало, к нему не подступишься - спесив, высокомерен, а теперь сам изъявил желание участвовать в самодеятельном концерте на вечере, посвященном 25-й го-довщине Октября. Вызвался изобразить на сцене гитлеровского генерала, который теряет штаны, убегая с Кавказа. Самолично сочинил куплеты:

После страшны мясорупка

Полк эс-эс как не биваль.

Я с испука бапий юпка

Hа поштаник отеваль...

Hо и это не все. Барабоев вдруг загорелся такой любовью к подчиненным, что пожертвовал сотнягу и, вручив деньги писарю, послал его в Грозный купить для женщин полка - оружейниц, прибористок - духов, пудры, губной помады.