Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

— Куда ты еще решил отправиться? — отважился спросить Джонни повара, Со времени их новой встречи оба до сих пор не обменялись ни единым словом, ни даже жестом. Даже дружеским взглядом и тем дядя Коля не наградил его, отчего мальчуган чувствовал себя довольно неловко.

«Уж не винит ли он меня в смерти бедной тети Даши?» — испуганно подумал Джонни.

Повар сделал приглашающее движение рукой, которое Джонни тотчас же понял. Он мигом забрался в кабину и уселся рядом с шофером. Дядя Коля, охая, тоже залез в машину. С потушенными фарами они медленно ехали по разрушенным, пустым улицам города, освещаемым отблеском дальних пожарищ. Иногда их останавливали ночные патрули, которые неожиданно появлялись у них на пути, словно из-под земли, затем следовала проверка документов и давалось разрешение на дальнейший проезд.

Вскоре машина подъехала к зданию, похожему на школу, и остановилась для раздачи пищи, потом она остановилась у входа в метро, а затем у какого-то деревянного барака. И всюду жители, казалось, ждали полевую кухню. Горшки, кувшины и миски стучали и звенели, слышались негромкие мужские и женские голоса, русские и немецкие.

Джонни уже давно понял, что дядя Коля решил накормить не только раненых под замурованной аркой моста. В свете ночного пожара он хорошо видел знакомый профиль повара. На лице старого солдата, который сидел выпрямившись и не двигаясь, застыло выражение твердости и внутреннего спокойствия.

Новое о женщине с седыми волосами.

Джонни торопится.

Новая встреча с Ганкой.

«Я обязательно вернусь!..»

Громкий смех разбудил Джонни. Медленно открыв глаза, он увидел над собой довольно странное сооружение: на трех деревянных столбах, соединенных вверху в одной точке, был наброшен брезент от дождя. Мальчуган понял, что лежит на мягком матраце, укрытый несколькими шерстяными одеялами. Вокруг кто-то громко смеялся.

Джонни перевернулся на живот и потихоньку отодвинул в сторону край брезента. Совсем рядом с его ложем полукругом около ванны сидели пленные немцы и чистили картошку. Среди них был и ефрейтор-связист, которого Джонни уже знал. К расположенным напротив арки воротам подъехал грузовик. Флаги с красным крестом висели над входом. С машины разгружали металлические койки и носили в лазарет. На Фридрихштрассе на своем месте, на огневой позиции, стояла советская самоходка. Четыре танкиста, удобно устроившись на решетке мотора, казалось, спали беспробудным сном. Неподалеку от самоходки не спеша расхаживал солдат с карабином. Ни кухонной машины, ни самой кухни с дядей Колей нигде не было видно.

— Это в самом деле уму непостижимо! — громко смеялся ефрейтор.

Перед чистящими картошку пленными в мятой военной форме маячила знакомая Джонни фигура: унтер-офицер из лазарета. На бледном и небритом пористом лице растерянно блестели маленькие, покрасневшие глазки.

— Да, такое не часто бывает, — заметил сидящий здесь же верзила-пехотинец. — Со всех сторон стреляют, тысячелетний рейх разползся по всем швам, русские захватили столицу и хозяйничают, как у себя дома, и только этот толстяк ничего не замечает.

— Так он же был мертвецки пьян, — ухмыльнулся связист-ефрейтор, — пьян в стельку!

— Это действительно чрезвычайно удобный способ попасть в плен!

Унтер посмотрел в сторону часового, который, прислонившись к гусенице самоходки, спокойно наблюдал за разгрузкой коек.

— Ну, ничего страшного, камерад, — заметил через некоторое время ефрейтор и сделал приглашающий жест ножом для чистки картофеля. Ты спокойно можешь нам помочь. Прежде чем повар вернется из своего путешествия, ванна должна быть полной! Таков приказ!

Унтер послушно принял приглашение. Придвинув к себе скамеечку, он, охая, уселся на нее.

— Как вы вообще сюда попали? — поинтересовался он у пленных.

— Пойманы на улице, — за всех ответил ефрейтор.

— Я, например, спрятался в подвале, среди руин, так как начался сильный обстрел, — стал объяснять верзила-пехотинец. — Когда я решил выйти оттуда, русские стояли передо мной, словно они из-под земли появились. У одного в руке зажата ручная граната. Вот я и подумал, что будет, пожалуй, лучше, если я подниму руки вверх, чем он меня вмиг превратит в кровавое месиво. Как-никак шесть лет пробыл на фронте и цел остался.

Унтер-офицер покачал своей массивной головой.

— Я имел в виду не только вас. — Он поднял руку и показал на самоходку. — Я прежде всего думал о них…