— Так дело не пойдет! — крикнул он. — Руки вверх!
Мужчина в униформе заколебался.
— Руки вверх! — проревел Франц диким голосом.
Толстяк растерянно вытянул вверх свои пухлые руки, однако пистолета не выпускал.
— Так, а теперь бросай оружие!
Пистолет упал на мостовую.
— Вы еще ответите за все это, — пропыхтел мужчина.
— Ответить? Я отвечу, — уже спокойно произнес Франц. — И тогда я расскажу: сюда прибыл какой-то подозрительный тип, который хотел укатить в тыл, отказывался предъявить документы, что дьявольски смахивало на бегство и на трусость перед врагом. Хуже того, он даже требовал, — тут Франц описал карабином круг, — он требовал от этих преданных фюреру юных солдат открыть уличную баррикаду, и все это в тот момент, когда каждую минуту можно ждать большевистского наступления. Я надеюсь, вам уже ясно, что это будет значить для вас?
— Но… — начал было мужчина.
— Никаких но, — прервал его Франц. — Вам известен приказ фюрера от шестнадцатого апреля, не так ли? Тогда вы должны знать. На вас почетный мундир национал-социалиста, который вы только что хотели позорно осквернить!
— Вы не имеете права! — проорал мужчина.
— А, катись-ка ты ко всем чертям! — крикнул Франц, с отвращением скривив рот.
Мужчина в униформе бессильно опустил руки.
— Что это значит?
Франц не ответил. Он лишь коротко кивнул в том направлении, откуда приехала машина.
Толстяк сделал несколько шагов к машине.
— Стой! Машина останется здесь! Она конфискована!
Мужчина, взявшись за ручку дверцы, отдернул руку назад, настолько он стал безвольным.
— Дама пусть выйдет, — учтиво распорядился Франц.
Парни из гитлерюгенда весело засмеялись.
— Дружище, камерад, — крикнул Францу веснушчатый, когда мужчина в униформе и женщина в шубе исчезли из виду, — но ведь он же развалится по дороге!
— Пожалуй, было бы справедливее пристукнуть на месте эту трусливую свинью! — заметил кто-то из юнцов.
Джонни тем временем уже затерялся среди парней. Он слышал, как Грилле сказал, обращаясь к Францу:
— Я тебе сегодня утром не поверил, честно говоря, камерад. Когда ты тут появился впервые, я тебя причислил к пораженческим элементам.
— Так можно и обмануться, — возразил Франц, нагибаясь за пистолетом толстяка, который все еще валялся на мостовой.
— Что делать с машиной?
— Она находится на вашем боевом участке и, следовательно, принадлежит вам.
— Спасибо, — поблагодарил Грилле.
— Ладно. — Франц усмехнулся, закинул за спину свой карабин, бросив на Джонни беглый лукавый взгляд. — А теперь я должен вновь вас покинуть. Я буду с моим отрядом совсем рядом.
— Я буду рад, — заметил Грилле, — ещё раз встретиться с вами.
— А, собственно говоря, почему бы и нет? — Франц уже не усмехнулся, а прямо-таки оскалил зубы, и его темно-багровый шрам на щеке заходил взад и вперед. — Вполне может быть, что вам снова понадобится помощь от нас, старых волков, не правда ли?
— Вполне возможно, — серьезно ответил Грилле.
Неожиданная попойка.
Артиллерийский обстрел.
Появление советских танков.
«Подкрепление, слава богу!»
Настроение парней с баррикады поднялось еще больше, когда они безо всякого приказа своего командира перелезли через баррикаду и основательно обшарили машину «золотого фазана». Из багажника они вытащили несколько картонных коробок, ящик и большой, набитый пачками печенья мешок. В картонных коробках были банки с сардинами в масле и мясными консервами. Каждый взял себе то, что он хотел. У некоторых из парней оказались при себе ножи, которыми они ловко вскрывали банки. Пропитанную маслом рыбку толщиной в палец клали на печенье и ели. Свои бутерброды они запивали вином, золотистым вермутом, двадцать бутылок которого они нашли в ящике, упакованном в тонкую стружку. Кое-кто из ребят потягивал вермут из своих кружек, другие — прямо из бутылок, отбивая горлышко о камень.
Грилле через четверть часа стал озабоченным и приказал прекратить пить, но его уже не слушали.
— Вот еще что придумал, — возражали ему ребята. — Поднять, а почему бы нам и не поднять себе немного настроение, старые германцы всегда были неравнодушны к вину! Никакой беды не будет!
Наступила вторая половина дня, а вино все еще не кончилось. Джонни уже давно вернулся бы к Францу и его товарищам, но ему не хотелось уходить от такой великолепной еды. Наевшись, он начал клевать носом, но все же заметил, что юнцы, за исключением веснушчатого, становятся все разговорчивее и веселее. Они то и дело провозглашали тосты в честь Франца.
Читать дальше