Александр Воинович - Отель «Парк» [Повесть]

Впереди, на склоне, вырос загон с пастушьей хижиной. Мы переглянулись, подумав об одном и том же.

— Зайдем? — спросил Черный.

— Конечно. Может, есть вода.

Мы ускорили шаги в надежде утолить жажду. В такие минуты самая обыкновенная вещь превращается в неоценимую драгоценность.

Ноги ступали по невысокой мягкой траве. Луга были давно скошены.

Из пастушьей хижины с лаем выскочили два пса. В руке у Черного была палка, и поэтому их лай не очень волновал нас. В загоне ночевали овцы. Изредка на шее какой-нибудь из них позвякивал колокольчик. Собаки лаяли все яростнее.

— Эй, есть кто внутри? — крикнул Черный.

— Чего нужно ночью? — отозвался голос.

По быстрому ответу можно было судить, что пастух уже давно проснулся. Почти в то же мгновение он вышел. Это был пожилой человек. Босой, в рубахе и портах, в меховой шапке. В руке он держал крепкую дубину. Собаки, подбодренные его появлением, кинулись к нам, но он успокоил их суровым окликом. Смотрел он на нас с недоверием. Времена ведь были смутные, переменчивые. Всякое могло случиться. А он, стоявший далеко от всего этого, не очень тревожился. Берег лишь своих овец, и ничто другое его не интересовало. Однако подобные визиты не сулили ничего приятного.

— Чего тут шастаете? — спросил он.

— Заблудились мы, — начал Черный, — но дело-то даже не в этом. Дорогу ты нам покажешь. А вот водички у тебя не найдется?

Чабан с подозрением посмотрел на нас, держа дубину наготове.

— Нет у меня воды.

Меня словно треснули по голове этой дубиной. Значит, снова нужно идти вперед, и кто знает, когда мы напьемся. Чабан, удивленный нашим огорчением, молчал. Потом сказал:

— Молоко есть. Может, напьетесь.

Глаза у меня загорелись. Мысленно я уже пил его.

— Дай нам сколько можешь. За все заплатим, — проговорил Черный.

Старик вошел в хижину. Возился. Стучал чем-то. Гремели ложки. Через некоторое время он снова появился в дверях, держа в руках кусок прои [11] Проя — кукурузный хлеб. , ложку и большую корчагу молока.

Я пил и снова начинал чувствовать силу. Выпил почти половину. Потом протянул корчагу Черному. Он тоже долго не мог оторваться от нее. Старик не сводил с нас глаз.

— Пейте. Молока хватит. А коли захотите, можно и кислого найти.

Однако мы уже утолили жажду. Чабан был гостеприимен.

Немного погодя он вынес нам крынку кислого молока. Мы накрошили туда прою. И пока мы ели, старик пристально наблюдал за нами. Сидел он чуть в сторонке, держа дубину поблизости. Крынка быстро пустела. Одновременно у нас менялось настроение. Силы возвращались.

— Вы не из города случайно?

— Нет, — ответил Черный, — из Матеевца идем.

Старик прокашлялся и завозился.

— Вечером в городе были взрывы. Интересно, что там произошло? — спросил он.

— Удивляться нечему. Пока немцы здесь, многое может случиться, — объяснил Черный.

— Дьявол с ними! Я от них далеко. Целыми днями одних овец и вижу…

— Не так уж ты далеко. Все мы близко от этой напасти, — ответил Черный.

Собаки успокоились, улеглись в сторонке и смотрели, как мы едим. При каждом взмахе ложки они поворачивали головы, провожая ее взглядом. Оставшийся кусок прои Черный бросил собакам. Один из псов поймал его на лету.

Старик рассказал нам о своем стаде. Он стал чуть помягче. Подозрительность его исчезла. Наконец он пододвинулся к нам вплотную.

Разговор с Черным явно заинтересовал его.

— Что же с нами будет, сынок? — спросил он.

Черный задумался. Видимо, подыскивал слова.

— После зимы весна приходит. Верно, старик?

— Верно.

— Ну а после рабства наступает свобода.

— Несчастная наша свобода! Кто нам ее даст? Вот один мой сынок служил в армии, а теперь в плен попал. Второй еле ноги унес.

Старик разговорился. Он был проницателен и, видимо, многое понимал. Когда он умолк, Черный принялся объяснять:

— Спрашиваешь, кто даст нам свободу? Ее нам никто никогда не давал. Всегда у нас брали. Свободу мы должны добыть себе сами. А сама по себе она не придет. Люди у нас еще есть.

— Побьют нас, сынок, фашисты. Голыми руками ничего не сделаешь.

— Всех не побьют! Весь народ не побьешь!

Старый чабан вздохнул. Кто знает, что ему вспомнилось. Может быть, молодость, войны. Или просто он подумал о кочевой пастушьей жизни.

— Вы еще молоды, ребята. Не знаете, что такое война. Потерянную свободу нелегко воротить.

Черному настроение старика пришлось не по душе.

— Запомни, старик, свобода сама не приходит. Мы должны за нее бороться. И другие нам помогут, если мы сами себе помогать начнем. Русские уже дерутся. А будем сидеть сложа руки — только хозяин переменится.