Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы

Ефрейтор сел, вытянул ноги. Прицелился на кирпич печи с отметинкой. Плюнул. Попал.

– Шоферы говорят, Карл, что в нашем районе должен скрываться какой-то красный. Как ты думаешь, он не постучится к нам ночью?

Карл прислушался к вою ветра над крышей, зябко поежился:

– Прежде чем он успеет попасть к нам, он замерзнет в тундре, этот красный. Сейчас не только люди, даже звери спят в норах…

Хлестала в окно метель. Трещали в печи дрова. Звенели стекла. Едва слышно доносился шум морского прибоя.

Ефрейтор сказал:

– Карл, хоть ты и плохой немец, но ты умный немец. Скажи, как случилось, что мы, которые открыли парад в Афинах, прошли баварские и австрийские Альпы, одним парашютным броском захватили Крит, мы, которых фюрер назвал «героями Крита и Нарвика», теперь сидим в этой дыре и – ни вперед, ни назад… Что случилось с нами?

Карл встал. Тусклый свет вырвал из сумерек его лицо, обрюзгшее от сна и безделья. Постепенно лицо оживало, глаза егеря заблестели.

– Возьми свою каску, ефрейтор, – глухо сказал он. – Посмотри! К ней прикреплен эдельвейс – любимый цветок моего фюрера. Да, фюрер назвал нас «героями Крита и Нарвика», нас, горных егерей генерала Дитма. Мы прошли всю Европу, но не по низинам, а по горным кручам, где росли любимые цветы фюрера. Пусть я плохой немец, но ты – трусливый немец!.. Генерал Дитм ясно сказал в своем приказе: «Именно здесь, в Заполярье, мы должны доказать русским, что немецкая армия существует и держит фронт, который для красных недостижим…»

– Ты, Карл, даже после Сталинграда веришь в это?

– Я верю в гений фюрера… Это он меня, очкастого студента Лейпцигского университета, бросил в болотные солдаты. Я тогда еще ничего не понимал, кроме римского права. Я роптал на судьбу, я хотел есть, я кашлял по ночам в сырых бараках. Но это было еще только начало. Потом фюрер снял с меня очки и дал мне винтовку. Вместо Цицерона, Светония и Тацита я стал читать Ницше, Фихте и «Майн кампф» Гитлера. И я понял: да, у немецкой нации есть миссия. Фюрер был прав!.. А когда я с тобой, Пауль, пил вино уже в Афинах, ел критский виноград и жрал дармовые анчоусы в Осло, я окончательно убедился, что ради этого стоило осушать болота, голодать и мерзнуть!..

– Ты только тогда и оживаешь, Карл, когда говоришь об этом или о женщинах. Да… – Ефрейтор улыбнулся, предаваясь воспоминаниям. – А вино в Греции нехорошее, словно деготь. Во Франции вина лучше.

Карл Херзинг неожиданно расхохотался.

– Ты чего?

– Никогда не забуду, как лягнул тебя мул, когда нас послали ликвидировать конюшни греческого короля.

– А-а, вот что ты вспомнил!.. А ты не забыл, Карл, долговязого Курта из третьего батальона?

– Кстати, где он сейчас, этот долговязый Курт?

– Погиб под Мурманском. В самом начале.

– Хороший был парень. Сорвиголова! А ты помнишь, Пауль, фельдфебеля Мидтанка?

– Как же! Помню. Он, кажется, погиб на Рыбачьем, во время штурма хребта Муста-Тунтури. Они с ефрейтором Лосцем прижали к скале одного красного, и он всадил штык в брюхо Мидтанку так глубоко, что потом…

– Варвары! – перебил его Карл. – Ну и что они сделали с этим русским?

– Ничего. Он подпустил к себе наших тирольцев поближе и, схватив их, как котят, за шиворот, прыгнул в ущелье на камни…

– Еще раз варвары! Человек культурной нации, как мы, никогда бы так не поступил. На это способны только дикари… Ну, ладно, Пауль, хватит. Кому-то из нас надо идти в город за продуктами. Я идти не могу: колол дрова и ушиб ногу.

– Как тебе не стыдно, Карл! Я ходил уже несколько раз. Притом ты же знаешь, у меня в такую погоду болят раны.

– Раны? Они есть у меня тоже.

– У тебя их меньше.

– Зато у тебя нет тяжелых.

– Ну, Карл. Сходи, а за это я буду держать ночь за тебя. Сходи, Карл!..

– Ну, ладно, черт с тобой! Давай метать жребий: кому достанется длинная спичка, тот пойдет в город. Только ты, Пауль, не подсматривай…

Карл отвернулся. Сделал вид, что обломал одну спичку, потом зажал в пальцах обе спички и протянул ефрейтору две серные головки – какую из них Пауль Нишец ни вынь, все равно ехать придется ему…

– Сплошное свинство! – разозлился ефрейтор и, сломав в пальцах проклятую спичку, стал собираться в дорогу.

Через полчаса обманутый Пауль Нишец сел на попутную машину и отправился в город. Карл прислушался и, когда гул мотора заглох вдали, достал из потайного места банку с яичным порошком.

– Хоть ты и ефрейтор, а все равно дурак, – сказал егерь, разводя огонь в очаге, чтобы жарить яичницу.