Борис Малиновский - Путь солдата

Ночевали в каком-то доме. Измученный длинным переходом и возней с коровой, я, как был в мокрой шинели и грязных сапогах, так и лег не раздеваясь недалеко от двери, прямо на полу. Всю ночь к селу подходила пехота. Утром нас лежало в пять раз больше – один на другом. Кто входил в дом, как перешагивали через меня,- ничего не слышал.

Позднее не раз вспоминал свой необычный кросс по Юревичам и не мог удержаться от смеха.

За Юревичами мы задержались. Гитлеровцы заранее построили здесь линию обороны и уцепились за нее. Нашу пехоту встретили немецкие огнеметчики. Всякое оружие, примененное первый раз, всегда кажется страшнее. Но и огнеметы не помогли. Через несколько дней полки прорвали вражескую оборону, и мы вышли в бассейн реки Припяти. Стоял декабрь, морозы уже давали о себе знать, но многочисленные притоки Припяти и болота не замерзли. Наступление дивизии приостановилось. Не только противник был тому причиной. Новый вражеский рубеж проходил по возвышенности, заросшей лесом, мы же наступали по болоту. Даже нам, видавшим виды на Сучане, было не по себе: с мокрыми ногами и одеждой на холоде много не навоюешь. Но приказа занять оборону не поступало. День за днем стрелковые батальоны ходили в атаку и откатывались назад, неся потери.

В один из вечеров я вместе с начальником штаба дивизиона капитаном Владимиром Кожевниковым, назначенным к нам недавно, грелись кипятком в штабной полуземлянке-полублиндаже, расположенной в районе огневых позиций. Солдатский котелок стоял перед нами на столике, сооружением из тонких колышков, а мы сидели на некоем подобии нар из толстых кольев.

Вошел Новиков. Кривая усмешка исказила все его обычно доброе лицо.

– А, чаи распиваете! – зло крикнул и – бац по котелку рукой, сшиб со стола!

Мы с Кожевниковым встали, с недоумением глядя на майора. Чужим для меня голосом он заорал:

– Малиновский! Приказываю: пушку на конной тяге доставить сегодня же ночью на передовую – в распоряжение командира батальона! Сам со своими бойцами будешь наступать с ротами и к десяти утра должен занять новый НП дивизиона здесь,- он показал на карте место в глубине немецкой обороны, километрах в двух от нашей передовой.- Не выполнишь приказ – расстреляю!

Никогда Новиков не отдавал таких необычных и жестоких приказов и не обращался со мной так и тем более с Кожевниковым. Последнего он очень ценил и уважал. Да и тот был такой, что не допустил бы с собой грубого обращения. Немного старше меня, он отличался отчаянной смелостью. Его лицо заливалось краской. "Сейчас он скажет что-нибудь Новикову",- подумал я. Меня тоже разбирало зло. Приказывать – приказывай, но рукам воли не давай, так и до мордобоя дело дойдет! Я громко, с вызовом, сказал:

– Есть, товарищ майор! Разрешите выполнять? – и пошел к выходу.

– Подожди, младший лейтенант! – остановил меня Новиков.

Он сел на нары, схватился руками за голову, облокотился на стол и начал ругаться жутким матом, перемежая его своим любимым ругательством "кусок дурака".

Никто из нас, побывавших на настоящей войне, не был праведником. Что и говорить, материться приходилось, особенно в трудную минуту. Так и Новиков – "отвел душу" и рассказал нам более спокойным тоном, что произошло.

Его и остальных командиров дивизионов вместе с командиром артполка вызвали в штаб дивизии. Командир дивизии из-за неудачных наступлений последних дней, и особенно – этого дня, был взвинчен до предела. Он молча достал карту, нарисовал на ней далеко за передним краем – в тылу немецкой обороны – условные обозначения наблюдательных пунктов для дивизионов нашего полка и приказал:

– Сегодня ночью пушки, имеющие конную тягу, вытащить на передний край для стрельбы прямой наводкой. Завтра через полчаса после начала наступления артиллеристы должны быть там, где нарисовал НП. За невыполнение приказа – расстреляю! Все, можете идти!

Приказ обсуждению не подлежит. Хоть Новиков и горячился, а отменить его не мог. Поняв все и немного успокоившись, я пошел за своими бойцами и пушкой. Когда орудие было подготовлено, огневики и красноармейцы моего взвода собрались, подошел Новиков.

– Повезете орудие на передовую для стрельбы прямой наводкой,- сказал командиру орудия.- Огневую позицию укажет лейтенант. Цели спросите у командира батальона. Я к утру приду. Сухие портянки с собой взяли?- закончил он.- Малиновский, отправляйтесь!

Не зря спросил Новиков о портянках. Пока мы довезли орудие до передовой, перетащив его через многочисленные незамерзшие болотные языки, перерезавшие лес, сапоги наши нахлебались воды. Выйдя из последнего, тринадцатого или четырнадцатого по счету, болота, намотали новые портянки на закоченевшие ноги. Стало теплее, но не очень. Мокрые сапоги холодили ноги. Терпи, казак, атаманом будешь!