«Наш уговор… не бойся… к стенке не поставят». Тут я догадался - фашисты подслушивать-то нас подслушивали, да слыхали не все.
«Так ведь это мы, наверное, о драках. Сколько раз уговаривались не драться, а все равно кто-нибудь да задерется. Ваня им говорит: не хватало, чтоб мы тут дрались. Ну, а пацаны не слушают…»
- Ребята! - сказал Володя Пучков. - Как хотите, а надо спасать Ванюху.
- Как мы его спасем?
- Надо сегодня ночью забраться в сад к помещику, нарвать яблок. Тогда фрицы поверят, что мы, и правда, об этом договаривались.
- А кто пойдет? - спросил Женя.
- Хочешь - ты, еще Володька, Павлик, Димка и я? - Петя посмотрел на нас. - Идет?
- И я пойду, - сказал Валя.
- Сиди уж… - замахали мы на него руками.
На ночь ворота запирались, и возле них расхаживал часовой. Перелезть через трехметровую ограду тоже было нам не под силу. Но мы и не собирались перелезать. Мы знали одно заросшее бурьяном местечко, где под ограду неизвестно кем и для какого случая был сделан лаз.
Темное, сырое небо все ниже и ниже опускалось к земле.
Среди ночи я услышал едва уловимый шепот:
- Буди ребят.
Кто-то из мальчишек метнулся к окну. В следующий миг я вскочил на ноги.
- Часового не видать, - сказал Женя.
Я прыгнул через окно во двор и побежал к потайному лазу…Утром на тарантасе приехал разъяренный помещик. Казалось, он вот-вот лопнет от злости.
Унтер-офицер построил нас во дворе.
- Кто из вас ночью ходил в сад? Я спрашиваю, кто посмел нарушить установленный порядок и дисциплину?
Сквозь стекла очков блеснули ледяные глаза. Позеленевшее от ярой злости лицо покрылось багровыми пятнами.
- Зачинщики хулиганского проступка три шага вперед, марш!
Володя Пучков, переминаясь с ноги на ногу, нерешительно вышел из строя.
- Еще я ходил в сад, - низко опуская голову, признался Павлик Романович.
Сильный удар опрокинул Павку на землю. Упершись руками в песок, Павлик медленно поднял голову, потом стремительно, словно пружина, вскочил на ноги и замер в стойке «смирно».
Обер-лейтенант назидательно сказал:
- За то, что вы натворили, следует очень строгое наказание: пять лет каторжных работ. - Его рука повисла в воздухе, сжатый кулак с хрустом уперся в железный крест на груди. - Но мы есть подлинные ваши друзья. Сохранить вашу безопасность можно, однако, только путем более легкого наказания, и вы должны быть благодарны нам за это.
Указательный палец Шварца, как шпага, повернулся в сторону Романовича и Пучкова:
- Вы сейчас же отправитесь в карцер. Федотов добавил:
- Нашкодили, мерзавцы, и не подозреваете, что господин обер-лейтенант из дружеских соображений взял на себя всю ответственность за ваш хулиганский проступок.
В тот день Шварц и Краузе куда-то внезапно уехали.
Федотов нам сказал:
- Владелец сада жалобу на вас накатал, вот господа и уехали в Берлин.
Тут Женя вспомнил о приемнике, который стоял в кабинете унтера. Запасной ключ от комнаты, мы знали, лежал у Германа в коробке с инструментом, на пожарном ящике. Женя глазами показал на дверь. Я медленно вышел на террасу. Женя протянул мне руку и шепнул на ухо:
- Иди послушай, что творится на фронте.
В кабинет унтера мне сегодня идти не хотелось. Но отказаться нельзя было. Это ведь я вытянул жребий!
Несколько дней назад Женя Хатистов высказал такую мысль: унтер-офицер, этот переодетый гитлеровский офицер-разведчик, почище самого Шварца, частенько отлучается днем из «охотничьего» домика, а в комнате у него приемник… Если действовать осторожно, без шума, наверняка можно пробраться в кабинет. Вот бы послушать наших.
Валя сказал:
- Я пойду! Я знаю, где надо крутить.
- Не сдрейфишь? - спросил Ваня. Валька даже обиделся:
- Иди ты! Сдрейфишь…
- Дело-то рискованное. По совести надо, - возразил Женя.
- Как это - по совести? - переспросил его Валя.
- По жребию - вот как. Выгорит - будем знать, что и как там… Сорвешься - бери все на себя.
Бросили жребий. Моя рука, слегка дрогнув, зажала конец шероховатой палки, по спине пробежал колючий холодок. Витя облегченно вздохнул. Женя украдкой посмотрел на меня:
- Ежели что, откажись.
Но я, конечно, не отказался. И вот теперь с зажатым в руке ключом осторожно прокрался вверх по лестнице. Скрип рассохшихся ступенек заставлял неистово колотиться мое сердце, и, когда я оказался на площадке второго этажа и ступени перестали скрипеть, мне почудилось, что вокруг наступила мертвая тишина. Вскоре я услышал доносившийся снизу дробный перестук: та-та-та, та-та-та… Да ведь это Женька выбивал на крыльце чечетку, «прикрывая» меня!
Читать дальше