Максим Михайлов - Мы все - осетины

Все это произошло очень быстро, секунда, может быть две, но никак не больше. Удолбыши в натовском камуфляже, столпившиеся возле брони еще ничего не поняли, а невнятно матерящийся огнеметчик разворачивал спарку «шмелей» решив повторить неудачную попытку. Седой пулеметчик все никак не падал, он держался на ногах, раскачиваясь, будто цепляющийся в шторм за скользкую палубу моряк. Я поразился тогда сколько воли к жизни все-таки было в этом ненавистном мне человеке, даже сейчас с пулей в сердце он не желал умирать, не поддавался положившей ему руку на плечо костлявой. И это в какой-то мере спасало меня. Солдаты просто тупо удивлялись странному поведению своего командира, звуки моих выстрелов потонули в реве «шмеля», оставшись для них незамеченными. Но еще секунда и тело бывшего пулеметчика все же упадет, и тогда все станет ясно даже самым тупым, надо было срочно исчезать, прятаться, нырять под прикрытие густой тени скопившейся под стеной дома, туда, куда не доставали еще лучи поднимавшегося над горизонтом солнца. Но я все стоял, не в силах оторвать глаз от невыносимо медленно клонящейся к земле грузной фигуры. Что-то злое и матерное шипел сквозь зубы Руслан, вроде бы даже он пытался тянуть меня за рукав. Я не замечал его усилий, я был полностью поглощен агонией пулеметчика. Там, на площади, меньше чем в сотне метров отсюда умирал сейчас главный ужас моей прежней жизни. И это я! Я! Собственными руками убил его.

А потом еще раз оглушительно рявкнул «шмель». Я невольно глянул в сторону огнеметчика, как раз вовремя, чтобы увидеть как он покачнулся на нетвердых ногах в момент выстрела, и тяжелая спарка почти клюнула землю. Темная, начиненная жидким огнем капсула вместо того, чтобы ударить по колокольне, вильнув в воздухе дымным хвостом влетела точно в раскрытую дверь церкви, прямо в толпу пытавшихся укрыться там от ужасов штурма детей и женщин. Казалось на секунду время остановило свой бег, я чувствовал, что на моих глазах случилось что-то жуткое, что-то непоправимое, но еще не мог в полной мере осознать умом что. Огнеметчик застыв в неустойчивой позе недоуменно смотрел пьяно выпученными из орбит глазами на дело своих рук. Грузины собравшиеся у техники на миг замолчали, видимо тоже еще не поняв, а только почувствовав, что произошло что-то из ряда вон выходящее, что-то неожиданное, неправильное. Мир замер, застыл вклеенной в янтарную смолу мухой. Лишь в воздухе продолжал рассыпаться последний хрустальный аккорд колоколов.

А потом внутри церкви ударил взрыв, и сразу за ним хлестнуло жадным языком пламя. Отчаянный вопль заживо горящих людей рванулся к чистому безоблачному небу, заставив меня невольно сдавить руками уши. Это не помогало, он был слышен и так. Откуда-то сбоку и снизу ударила автоматная очередь. Ах да, там же Руслан… Огнеметчик, так и не выпустив из рук опустошенной только что спарки ничком завалился на асфальт, конвульсивно подергиваясь. Что-то заорали, засуетились остальные грузины, нестройно в разнобой ударили штурмовые винтовки, дробя градом пуль кирпич окрестных домов. Из объятой пламенем церкви вывалились несколько надрывно визжащих на немыслимых высоких нотах горящих клубков, сквозь охватившее их пламя смутно можно было разглядеть очертания человеческих фигур. Женских, детских… Они тут же попали под град пуль, и их расшвыряло, разбросало в разные стороны, разрывая на части обожженные тела. Солдаты не видели врага, но продолжали бестолково лупить во все стороны из винтовок длинными очередями. Харкнули по церкви пробивая насквозь ее стены тяжелые пулеметы бронетранспортеров, внося свою лепту в царившую на площади ужасающую какофонию.

А Руслан все стрелял и стрелял, короткими убийственно точными очередями, сшибая одну пятнистую фигуру за другой. И вторя его выстрелам глухими ударами басил большой колокол. Звонарь продолжал отчаянно дергать за свои веревки и колокола не умолкали ни на секунду, заходясь в тревожно набате, до тех пор, пока один из БТРов не задрал вверх ствол своего пулемета и не обрушил на маковку колокольни гибельную, разносящую в пыль кирпичи очередь. Колокола взвыли под ударами пуль, словно живые, могущие чувствовать боль существа и затихли разодранные и перекошенные. На начищенном, ярко сверкающем на солнце боку большого багровой кляксой расплывалось кровавое пятно. Казалось, что колокол ранен вражеской пулей и рана эта еще кровоточит.

Я тоже вскинул было автомат и практически не целясь пустил несколько длинных очередей по бронетранспортерам, по мечущимся вокруг них людям. Но миг растерянности у противника уже полностью прошел, не зря все же их натаскивали до седьмого пота израильские и американские инструктора. Свинцовый вихрь пулеметных пуль обрушился на угол дома за которым мы затаились, замолотил по кирпичной кладке, вспорол и без того покореженный асфальт тротуара. Пулеметчик не видел нас, но верно засек направление откуда по его товарищам ударили пули и теперь пытался вслепую нащупать затаившиеся там цели. Надо было срочно отходить, преимущество в огневой мощи у противника было просто подавляющим и никаких шансов отбиться у нас с Русланом на этот раз не было. В который раз за сегодняшний день спасти нас могли только ноги.