Максим Михайлов - Чего не прощает ракетчик

При этом долгая служба в реальной боевой обстановке наложила на Чумакова неизгладимые отпечатки, следствием которых было глубокое презрение к армейской рутине и многочисленным проявлениям военного маразма в повседневной жизни. Кроме того, он до крайности наивно верил тем людям, которых неким внутренним чутьем определял в правильные, или, как он сам говорил, настоящие. Какими критериями он руководствовался при сортировке окружающих на настоящих и ненастоящих понять было практически невозможно, по-крайней мере, логики в его выборе усмотреть не мог никто. Зато все прекрасно ощущали на себе результаты произведенной в первые же минуты знакомства селекции. Обычно бравый «чеченский» комендант не считал нужным особенно сдерживаться и деликатничать с «ненастоящими» даже если они оказывались старше по званию или должности. Севастьянов же в свое время по итогам неведомого теста был зачислен Славой в противоположную категорию и теперь это солидно повышало шансы задуманного хищения на успех.

Массивная фигура бывшего коменданта возникла в дверном проеме на миг перекрыв его полностью. Мощный, коротконогий с покоящейся на борцовской шее гладко выбритой головой, он представлял из себя весьма внушительное зрелище.

— Ого, все те же лица, — пробасил Чумаков боком протискиваясь в дежурку.

— А ты что, ожидал встретить здесь епископа? — в тон ему отозвался Севастьянов поднимаясь со стула и делая шаг навстречу.

Чумаков довольно хрюкнул что-то неразборчивое себе под нос, заезженная шутка уже не воспринималась, как юмор, а работала своего рода паролем, по которому легко можно было отличить новичка впервые заступившего на дежурство от забубенного ветерана. Тяжелая густо поросшая жестким волосом пятерня «чеченца» клещами сжала руку Севастьянова, щелкнули передавленные суставы на пальцах, впрочем жесткие тиски тут же разжались, отпуская помятую ладонь на свободу.

— Здорово, брат. Как сам?

— Нормально. Что нам будет?

— Как дежурилось?

— Да вроде спокойно. Пойдем сдаваться, узнаем…

Стандартные заранее известные вопросы и ответы за которыми скрывается совсем иной, не выраженный в отрывистых примитивных словах смысл. Тут главное — добродушные ворчливые интонации, сквозящее в голосе тепло, прямой открытый взгляд глаз. У мужчин как-то не принято явно проявлять свои дружеские чувства, ну исключая, конечно, целующихся и обнимающихся при встрече кавказцев и выходцев с Востока. У славян же такое поведение покажется по меньшей мере странным, наигранным и противоестественным. Поэтому только вот так и можно проявить радость от встречи и дружелюбие, выказав его едва заметными теплыми нотками в голосе, да особенным мягким светом глаз.

Сегодня для Севастьянова эта привычная доверительная атмосфера была пыткой. Ему вдруг сделалась невыносимо стыдно за то, что задумал. Уже не трясло от волнения при мысли о том, будет или нет сменщик тщательно проверять оружейку, даже хотелось разоблачения, хотелось, чтобы Чумаков натолкнулся на дурацкую подставу и весь спонтанно разработанный план провалился бы в тартарары. Все то время пока сменщик мерно гудел, рассказывая о том, какую очередную подержанную иномарку он не купит, Севастьянов боролся с искушением, просто открыть сумку и извлечь из нее тщательно запрятанный на самое дно пистолет. Чумаков, увлеченный собственным рассказом, этой титанической борьбы не замечал, продолжая монотонно гудеть о достоинствах очередного своего вожделения. Бывший комендант имел в этой жизни не так уж много слабостей, но одна, а именно страсть к каплевидным, блестящим хромированным металлом иностранным машинам, поглотила его буквально с головой. Он искренне страдал оттого, что скудное денежное содержание офицера не позволяет ему приобрести ни одну из своих любимиц, постоянно зачитывал до дыр различные автомобильные журналы и газеты, тщательно обводя красным карандашом объявления о продажах относительно дешевых машин, все равно остававшихся ему недоступными. Над этой невинной причудой постоянно потешались сослуживцы, над подполковником подшучивали друзья, жена и даже повзрослевшие сыновья. Он лишь смеялся в ответ, продолжая упорно покупать газеты и журналы с фотографиями красивых и недоступных автомобилей, пытался откладывать какие-то жалкие копейки, которые растущая инфляция тут же стирала в порошок и не терял надежды. Вот и сейчас он извлек из-за пазухи целую кипу помятых газетных страниц так и пестривших разноцветными иномарками.