Олег Селянкин - О друзьях-товарищах

— Слушай, а твой Перепелица не родственник тому, прославившемуся?

Вопрос застал меня врасплох: единственное, что я знал о моем Перепелице, — он был знающим, дисциплинированным матросом. Не маловато ли я знал?

Чтобы разрешить все сомнения, вызвал Перепелицу и спросил:

— Не родственник тебе тот, о котором здесь написано?

Его ответ прозвучал более неожиданно, чем гром с ясного неба:

— Так это же про меня.

Выходит, и среди нас есть герои! А может, и не один?

И сразу словно в ином свете увидал я Сашу Копысова и Никиту Кривохатько, за какие-то считанные минуты они сказочно выросли в моих глазах.

А главный старшина Даниил Мараговский? Он жил в Киеве, и была у него семья — жена и сынишка, когда немцы вдруг обрушили бомбы на этот город. И надо же было случиться так, чтобы балка перекрытия концом упала точно на спящего мальчонку…

Страшное горе обрушилось на Мараговского. Человек с другим характером, возможно, рвал бы на себе волосы, запил или каким-то другим способом изливал свое горе, а он на рассвете уже явился в приемную командующего Днепровской военной флотилией контр-адмирала Рогачева и потребовал, чтобы его, Мараговского, немедленно вернули на корабли.

Просьбу удовлетворили, он опять стал рулевым на одной из канонерских лодок. И бесстрашно, вернее, невозмутимо стоял у ее штурвала во многих боях. До того последнего боя, в котором вражеские танки все же расстреляли его корабль.

Утонула канонерская лодка — Мараговский вплавь добрался до левого берега Днепра и зашагал к фронту, громыхавшему на востоке.

Однажды, шагая по дороге, прорезавшей лесок, он чуть-чуть расслабился и сразу же прозевал момент, необходимый для того, чтобы уклониться от встречи с немцем-мотоциклистом, выскочившим из-за поворота. Тот, не глуша мотор и не слезая с седла, остановился и спросил:

— Юде?

— Нет, еврей, — ответил Мараговский и ударил его ножом.

Мараговский благополучно перешел фронт и тут услышал, что моряков почему-то собирают в Сталинграде. И немедленно повернул сюда.

Когда он пришел, я дежурил по полуэкипажу. Я отлично помню вот этот с ним разговор.

— Как думаете, товарищ лейтенант, для дела или просто так нас здесь гуртуют? — спросил он.

Я тогда был почему-то зол и ответил резко, даже грубо:

— Не будь дураком!

Мараговский не обиделся, он улыбнулся и сказал:

— Против этого трудно возражать.

Таков был Даниил Мараговский, которого еще совсем недавно мы почему-то тоже считали «сереньким».

А капитан-лейтенант С. П. Лысенко? Голубоглазый блондин, он запросто разговаривал с нами, лейтенантами, о самых высоких материях, принимал активное участие в наших редких забавах, словом, был точно такой, как и все мы. А ведь на Днепре он командовал бронекатерами. Даже когда они оказались во вражеском кольце (ниже и выше катеров немцы уже хозяйничали на берегах), Лысенко не взорвал сбои катера где-то в глухой заводи, а повел в бой, понимая, что он будет последним для катеров, многих матросов и, возможно, для него самого.

И моряки под его командованием бились до последнего снаряда.

Потом Лысенко вел своих матросов по вражеским тылам, вел и привел их к фронту, благополучно с ними проскользнул через него. И лишь здесь, уже в нашем тылу, матросы узнали, что их командир был ранен еще в самом начале того последнего боя на Днепре. Раненый, он переплыл Днепр, раненый и вел их по вражеским тылам, оберегая от ударов врага. Так держал себя все это время Лысенко, что ни один человек даже не заподозрил о его ранении!

Да разве перечтешь всех героев, которых мы вдруг обнаружили среди нас?

И моментально мыльным пузырем лопнула вся наша глупая «теория». А для себя лично я на всю жизнь сделал вывод: никогда не думай, будто ты полностью познал того или иного человека, если только глянул на него. Сделал правильный вывод — стал изучать личный состав по-настоящему, скрупулезно, что и позволило мне уже 1 апреля 1942 года, когда меня вдруг вызвали для выполнения специального задания, быстро и без ошибок отобрать двадцать матросов, на которых я мог положиться как на самого себя.

Вернулся я в Сталинград в мае, вернулся старшим лейтенантом и минером дивизиона катеров-тральщиков, которым командовал старший лейтенант А. П. Ульянов.

Долго ли я, кажется, и отсутствовал, но к моему возвращению Волжская военная флотилия уже имела три бригады кораблей, которыми командовали: