Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм

И в эти минуты Крыж искренне верил, что любит своего сына, что готов пожертвовать всем ради его счастья.

— Единственная просьба: съездить в Тепломорск и забрать материалы. И я отдам тебе половину всего, что имею. И живи как знаешь. Когда ты сможешь поехать туда?

— Я совсем не собирался ехать туда и искать этого вонючего хорька! Вообще, ты сильно остудил мою веру в тебя.

— Жаль! Но ты сделай еще одно усилие и поверь — не пожалеешь никогда. Как твои успехи?

— Я не жалуюсь. Портрет Криницкой дали на обложку журнала. Потрясающий резонанс был! Премию присудили. Успех!

— Поздравляю… Но ты все же должен почувствовать в руках приятную тяжесть благородного металла… Когда сможешь поехать в гости к своему коллеге?

И после длительного молчания Эдик сказал:

— Позвони через недельку. У меня тут срочное задание.

— Надо быстрее.

— Не подгоняй.

— Эдик, а где тот гребешок?

— Заложил. Оказывается, вещь стоящая.

— Но ты помни, что он с чьей-то головы. И его могут опознать.

— Ха-ха! За моей спиной ты не спрячешься. И не держи этого в голове: я не дам себя так запросто загадить.

— Опять ты показываешь свою незрелость… Ладно. Я позвоню.

Эдик молча повесил трубку.

«Что-то несерьезное было в разговоре с сыном, — размышлял Крыж. — Эдик колеблется. Но я ведь честно отношусь к нему! Неужели он лукавит? Ему тоже вроде бы не с руки. Какой смысл?..»

Вечером, когда Андрей сидел на скамейке возле порога своего нового жилища, послышался стук колес и около ворот остановилась подвода. С нее, кряхтя, слез хозяин двора — Федос Иванович. Оленич поднялся ему навстречу.

— Здравствуй, здравствуй, капитан! Спасибо, что не забыл нашей встречи в госпитале, приехал. Теперь моя жизнь пойдет веселее. Как устроился?

— Это я вас должен благодарить, что разрешили жить. У вас так хорошо, что кажется, я всю жизнь мечтал о таком жилье.

— Ну и слава богу! Живи в радость. Все-таки выбрал кухню? Смотри, как тебе удобнее. Но на зиму — в дом! Не будем две печи палить: у нас тут с топливом ой как трудно!

— Надо бы на учет стать.

— За этим дело не станет. Значит, решил остаться на жительство? Что же, будем с тобой строить новую жизнь. Ведь это и у меня перемены. Так что нам с тобой надобно ужиться. Завтра утром пойдем до Яшки в сельсовет и оформим твое местожительство.

После чая вышли во двор, уселись на скамью, и потекла у них беседа на разные житейские темы. Федос Иванович похвалил Андрея:

— Умеешь сам себя обслуживать. Это хорошо. Я тоже привык все сам делать. Но ты еще молодой, и тебе надо обзаводиться семьей. Походи по селу, присмотри себе молодуху, да и в дом ее. Для такого дела отдам тебе дом.

Андрей засмеялся:

— Если правду сказать, то есть у меня молодица — красна девица. Вот посмотрю, как проявится моя болезнь.

— На болезнь не обращай внимания: живи! Живи и радуйся!

Оленич стал расспрашивать о Латове, о Гавриле, старшем сыне Чибиса. Но старик не стал рассказывать историю сына. Нахмурясь, посоветовал:

— Поживешь, сам разберешься в этом. Только скажу тебе, что хоть много неприятностей приносит Борис, но в душе я его люблю. И есть за что. — Заторопился, поднялся со скамьи старик, потирая поясницу и позевывая. — На ночлег, Андрей, пора. Завтра с утра в сельсовет пойдем до Якова Пастушенко, да и ехать мне к отаре нужно бы пораньше.

Старик пошел в дом и, не зажигая огня, улегся в постель в потемках, а Оленич, лежа на кровати, долго читал книжку без обложки, найденную в старом одежном шкафу.

Никак не удавалось Оленичу уснуть, только перед рассветом задремал, но словно кто-то окликнул его, и он подхватился. Как ни рано он вышел во двор заняться гимнастикой и умыться, а дядька Федос уже был на ногах. Вскоре хозяин позвал Андрея под абрикосовое дерево к маленькому столику:

— Вчера ты меня угощал, сегодня я тебя. Пожалуй, Андрей, к столу.

На сковороде шипела яичница на сале, кувшин молока да кусок холодной баранины. Андрей вожделенно поглядывал на стол.

После завтрака они пошли в сельский Совет.

Дверь в кабинет председателя была полуоткрыта, и Чибис с Оленичем видели, что там уже есть люди. Она о чем-то живо говорили, даже вроде бы спорили. Вначале Андрей не прислушивался к разговору, но еще не мог воспринимать все так, как воспринимает местный житель. Дядька Федос даже приблизился к двери, чтобы лучше слышать. Чибис, поманив Андрея пальцем, стал ему объяснять, кто находится в кабинете:

— Вот тот за столом, круглолицый, розовощекий, который лениво сидит в кресле, — это и есть наш голова, Яшка Пастушенко. А вот тот, лысый, с приплюснутым, как у совы, носом — директор школы Лука Лукич. Он здесь вроде поп на селе — старается всех приноровить к себе, к своим понятиям. А тот военный — это Отаров, начальник пограничной заставы. Сама застава в Тепломорске, но тут он бывает часто. Все хочет ребят наших приучить к военному делу, а Лука Лукич — ни в какую. Говорит, учить юношей владеть оружием — это значит пропагандировать войну, что запрещено законом.