Олег Смирнов - Эшелон

Нина оживилась, с удивлением спросила:

— Вы бывали в Чите?

— Доводилось. — Колбаковский доволен, что растормошил ее, подмигивает безадресно, разъясняет всем сразу: — В Чите нету стоков для дождевой воды, она прет с сопок по улицам, а Большой остров в низинке, вот его и затопляет.

Похоже, Колбаковский рад, что может сообщить об отсутствии стоков, а Нина огорчена, что эти сведения не в пользу ее города, А Колбаковский подзуживал:

— Чита! Чп та, чи не та. Есть Чикаго, а есть Читаго. Чита город областной, для народа он пужпой… Как не надсмехаются над ней, бедняжкой!

Нина на подзуживание не поддалась. Спокойно, как бы растолковывая непонятливому собеседнику, она сказала старшине:

— Некоторые военные не жалуют Читу и вообще Забайкалье.

Из тех, которые там служат. Наверное, жалеют, что не стоят в России или где-нибудь в благословенных краях — Грузии, Молдавии, Украине. Там-то и климат поласковей, и с продуктами посытней. Рвутся туда душой. Поэтому Чита для них — пыльная, серая, забытая богом, они называют ее всесоюзной гауптвахтой.

Остроумно? Я не нахожу.

— Строгая ты, дочка, — сказал Колбаковскпн. — А как там поживает маньчжурская ветка?

— Как всегда.

Кулагин спросил:

— Что это — маньчжурская ветка?

— Это ответвление от железной дороги в сторону города Маньчжурия.

— Китайский город, — уточнил Колбаковский.

— Да, китайский. От него начинается КВЖД.

— А это с чем едят? — спросил Логачеев.

— КВЖД — Китайско-Восточная железная дорога.

— Мерси за справки, — сказал Свиридов, хотя вопросы задавал не он.

— Не стоит благодарности. А вам, старшина, скажу откровенно: человек я не пришлый, коренной, поэтому люблю Забайкалье и Читу.

— Да я что? Я так, — с улыбкой сказал Колбаковский. — Читинский патриотизм нам знаком. Значит, ты чалдопка?

— Конечно.

— Чалдонами да гуранами кличут местных жителей, коренных забайкальцев, — не без важности пояснил Колбаковский высокому собранию. — А вообще-то гуран — это дикий козел. Между прочим, в Забайкалье живут русские, буряты, эвенки, якуты, много смешанных браков.

— И я от смешанного, — сказала Нина. — Отец русский, мать бурятка.

— Надо же! — удивился Симоненко. — Потому и смахиваешь на китайку. А в паспорте как пишешься?

— Русская, — сказала Нина.

— Законно, — сказал Свиридов. — А Чита лучше Иркутска?

— Ну, это извечный спор! Кому Иркутск больше нравится, а мне — Чита. Иркутск чем берет? Ангарой. А так — старинный купеческий город с переулками да закоулками. А Чита спланирована вроде Ленинграда — улицы прямые, как стрелы. Вокруг нашего города сопки в багульнике, в лиственнице, сосне, березе, недалеко озеро Кенон, чудесный уголок, проезжать будем. Знаете, как весной красиво: зацветает багульник — и сопки заливает лиловым цветом. А осенью сопки в золоте: березы и лиственницы желтые, а тут еще солнце подсвечивает, знаете, как красиво!

— Знаем, дочка, — сказал Колбаковский. — Я неоднократно приезжал из Монголии в Читу. У меня в Читаго даже знакомая была, в военторге работала.

— Товарищ старшина выбирает, с кем знакомиться, — сказал Свиридов.

Колбаковскпй игнорировал шутку. Солидно, с достоинством произнес:

— В Чите штаб Забайкальского военного округа на площади Ленина помещается. Затем округ превратили во фронт. — Это всем, чтоб оценили познания старшины Колбаковского. А это Нине: — Пет спору, оправа у Читы красивая, а сам город не блещет!

— Верно, Чита не благоустроена, не везде тротуары и мостовые, мало канализации, мало крупных зданий. Но это все наживное, город молодой, после войпы наверстает. С такой планировкой Чита себя еще покажет!

На щеках у Нины сквозь бледную смуглость проступил бледный румянец. Что-то в ней было трогательно-милое, — может, оттого, что нерасторжимо соединилось русское с бурятским. В мальчике, в Гоше, бурятского меньше, видимо, отец его русский. Но на мать он похож. А кто Гошин отец и где он? Собственно, какое мне до этого дело? Вероятно, на войне был, как и все. Да, а в Нине есть нечто девичье, милое.

— Вот увидите, покажет! Так что милости просим, разобьете самураев — приезжайте к нам в Читу, не пожалеете.

"И она знает, куда мы направляемся. Военная тайна! Шила в мешке не утаишь", — подумал я, а Свиридов брякнул:

— Приедем, Нинон! Выбирай любого из нас…

— Меня зовут Нина. — И она так посмотрела на Свиридова, что тот осекся. Поделом тебе, менестрель двадцатого столетия.

Молчун Рахматуллаев сказал: