Виктор Делль - Базальт идёт на Запад

— Не произносите никаких слов, товарищ полковник, вам это тяжело. Сосредоточьте внимание на том, что я скажу. Фронт отошел к Москве, но он держится, положение стабилизируется. Наносятся ответные удары. Ждем перемен. Ударим сильнее, чем под Ельней. Поиск штаба вашей армии контролирует Ставка Верховного Главнокомандования. Есть, действует аэродром, мы принимаем самолеты. Как только позволит состояние вашего здоровья, вас немедленно отправят за линию фронта. Вывезем всех тяжелораненых. Ваше задание будет выполнено.

Семушкин хотел было уйти, Бородин вновь открыл глаза.

— Запомните… От Заборья до Лиховска пять километров… В Лиховске были немцы, когда мы расположились в Заборье… Через три часа появился десант… Есть связь… Кто-то предупредил немцев о нашем появлении. Проверьте… Будьте осторожны.

Вошел военврач. Он хотел было сделать замечание Семушкину, мол, нельзя же так долго разговаривать с тяжелораненым человеком, но предупредительным жестом Иван Захарович дал понять Петрову, что разговор окончен. Вышли они вместе с Петровым. Тут же к Веденееву и Бородину скользнула дежурившая снаружи сестра.

— Вы нарушили договоренность, товарищ старший лейтенант, — сказал Петров. — Нельзя же так. Для него, — кивнул он в сторону землянки, — каждое слово может стоить жизни.

— Молчание для него еще хуже, — успокоил врача Семушкин. — То, что сообщил полковник, очень важно. Он волновался. Теперь ему станет легче, поверьте мне.

В тот же день Семушкин отправил связного к Рощину. Мысль о переводе рации в район Колотовских торфоразработок пришла к нему не сразу. Вначале, после того как он отправил гурт скота в направлении Колотова, а чуть позже в сторону бывших торфоразработок проложил след капитан Светлов со своим отрядом, увлекая немцев, Семушкин думал только о безопасности раненых, о том, чтобы свести риск на нет. Он был уверен: Светлов с заданием справится. Группа налегке, идут, сопровождая пустые подводы, хорошо вооружены. Но гитлеровцев, думал Семушкин, неудача не остановит, они будут искать и госпиталь, и пропавший гурт скота, и Светлова, разумно полагая, что за всеми действиями стоят организованные силы. Станут искать центр. Установят постоянное наблюдение за эфиром. На базе опытный радист, график его выхода в эфир жесткий. Одновременный сеанс связи продолжается не больше десяти минут. Радист постоянно меняет волну, время выхода в эфир. Случайности тем не менее не исключены. И если немцам суждено запеленговать рацию, то пусть пеленг выводит их в Колотово, в большой лесной массив, в котором можно скрыться. Госпиталь вывезли и укрыли, так что все обойдется. Бывало и хуже. В Испании, например. Когда приходилось выводить людей через горы из Каталонии во Францию после падения республики, после последних схваток с фалангистами частей прикрытия. Фалангисты трое суток шли по пятам. Они устроили на пути засады, сквозь которые приходилось пробиваться. Блокировали перевал. Две трети бойцов, которых вел Семушкин, имели ранения, и большинство из них — тяжелые. Раненых несли на себе. Встретив мощный заслон перевала, Семушкин свернул с дороги. Он повел людей тропой, труднепреодолимой, но менее охраняемой. На пути встретилась одна засада, которую он и уничтожил. Сам. Без помощников. Казалось, что еще немного, и они пробьются, но тропа оборвалась. Фалангисты подорвали шаткий мосток над ропастью и, что не менее важно, уступ скалы, с которой можно было бы навести переход. Остались две площадки, вровень, а между ними — пропасть. И тогда все поняли, почему фалангисты прекратили преследование, отстали наконец, почему встретился всего лишь один заслон. Они приготовили ловушку. Теперь им ничего не стоит занять вершины гор, перестрелять всех до одного, не понеся потерь, или уморить голодом, заставить сдаться. Отчаяние овладело людьми. Надо было идти на риск. Семушкин рискнул. По его приказу у кромки площадки, разбившись на монолитные четверки, встали, крепко обхватив друг друга восемь самых рослых бойцов. Еще по два бойца вскарабкались им на плечи. Они раскачали Ивана Захаровича, с силой бросили на противоположную площадку. Оставалось натянуть канаты, соорудить временный переход, что они и сделали, выбравшись из каменной ловушки.

Кончался октябрь, второй месяц осени, зима, похоже, устраивалась основательно. Все чаще шел снег. Он устилал землю крупными хлопьями, укрывал тропинки, следы, оседал на ветвях деревьев. По ночам небо иногда прояснялось, подмораживало, матово светила луна. Лес в лунном свете приобретал фантастические, прямо-таки лунные очертания, четко отпечатывались на белом снегу черные тени. Воздух казался прозрачным, хрупким, как хрупок бывает первый лед на застывшей тихой речке, как тонкая корочка ломкой слюды.