Вацлав Билиньский - Шестая батарея

Владелец ресторанчика то бледнел, то краснел. Переводил взгляд с одного офицера на другого. На его лице было написано такое неподдельное изумление, что Мешковский не выдержал и засмеялся:

— Что же вы замолчали? Продолжайте агитировать нас. Может, вам удастся…

Толстяк совсем растерялся, не зная, как вести себя. Наконец встал из-за стола и попытался закончить разговор миролюбиво:

— Давайте не будем больше говорить о политике. Каждый может иметь свои убеждения. Главное, чтобы поляк любил и уважал поляка. Верно? Тогда не пропадем. Чайку выпьете?

— Оказывается, не такой уж он и добрый, — пробормотал Брыла, когда владелец ресторанчика скрылся за дверью. — Что же касается политики…

Лицо Мешковского сразу приобрело скучное выражение. Брыла заметил это и сказал:

— Вижу, что разговоры на политические темы наводят на вас скуку.

— Откровенно говоря, да, — признался Мешковский.

Разговор прервался, когда появился хозяин с подносом, на котором стояли чашки с чаем. Теперь толстяк стал поразительно молчалив. Коротко сообщил гостям, что все готово и они могут идти спать.

— Прошу прощения за неудобства, но все комнаты заняты. Я и так пустил вас только потому, что вы — военные.

Когда они закончили ужин, он проводил их в небольшую комнатку на втором этаже, где стояли кровать и большой старинный диван. Только глянув на них, офицеры почувствовали, насколько они устали.

Мешковский быстро разделся, умылся и лег в постель. Чистое накрахмаленное белье приятно холодило тело. Он с наслаждением вытянулся и радостно воскликнул:

— Да, а жизнь все-таки прекрасна!

Брыла раздевался медленно, думая о чем-то. Склонившись над умывальником, он вдруг спросил:

— А кто вы, собственно говоря?

Мешковский, уже засыпая, неохотно открыл глаза и взглянул на Брылу.

— В каком смысле?

— Ну, в политическом…

Мешковский улыбнулся и запел:

— «Я беспартийный, я человек…»

— Нет, кроме шуток. Я серьезно спрашиваю. Никак не могу вас понять. Вроде бы демократ, производите впечатление честного офицера, искренне связанного с нами, и вдруг брякаете такое, что уши вянут, наподобие того, что разговоры о политике наводят на вас скуку. Попробуй разберись, кто вы такой.

Брыла подошел к кровати. Даже забыл смыть мыло с лица и шеи — так хотелось ему поспорить с Мешковским, но из этого ничего не вышло. Тот посмотрел на хорунжего сонными глазами, демонстративно отвернулся к стене и накрылся с головой одеялом. Засыпая, пробормотал:

— Давайте оставим политику на завтра. Я очень хочу спать…

Брыла пожал плечами и пошел умываться.

Мешковский был родом из небольшого городка на Волыни, затерявшегося на границе между Польшей и Советским Союзом. Мать его была портнихой, отец — железнодорожным кассиром, он умер, когда Янек был еще совсем маленьким, не оставив у сына никаких воспоминаний о себе. Вечно замотанная работой Мешковская не любила говорить о муже, считая, что этот тяжелый в семейной жизни человек, заядлый картежник и бабник, загубил ее молодость.

Все хлопоты по воспитанию Янека легли на ее плечи. Задача была нелегкой, поскольку паренек рос шустрым и неугомонным. Едва научившись ходить, стал вырываться из-под материнской опеки.

Сонный городишко прозябал от скуки. Скорее это был не городишко, а большое село. Только в центре возвышалось несколько каменных зданий, располагались полицейский участок, монастырь бернардинцев, управа, несколько домов торговцев и чиновников.

Остальное составляли хаты, обыкновенные волынские хаты, крытые соломой, с побеленными стенами и покрашенными яркой краской наличниками.

Немощеные улочки городка летом покрывались толстым слоем пыли. А осенью и весной она превращалась в черную жирную грязь. Телеги оставляли в этой грязи глубокие колеи, которые заливались дождевой водой, образуя небольшие, но коварные лужи.

Эти улочки были местом первых детских забав Янека. Множество таких же, как и он, пацанов наполняли их неумолкаемым шумом «битв» и «сражений». Здесь разыгрывались казацкие войны и схватки «бандитов с жандармами». Подростки жестоко травили перепуганных собак и кошек, вспыхивали драки, заканчивавшиеся, как правило, новыми заплатами на латаных-перелатаных штанах Янека и его товарищей. И вся их жизнь состояла из одних только игр. Вскоре они перенесли свои забавы в старый замок, возвышавшийся над городком. Немой свидетель казацких войн, переживший времена процветания палов Вишневецких и упадка Польши, он вынужден был теперь выдерживать штурмы мальчишек, они с мерцающей свечкой в руке лазили по затхлым, сырым и покрытым плесенью подземельям. А огромные, заросшие камышом пруды вокруг городка! Какое наслаждение нырять в их холодную, матово-зеленоватую воду в жаркий июльский полдень!