Генри Ландау - Белая дама

Начался новый период в жизни «Службы Мишлена». Прежде всего, она переменила название. Из донесений, которыми немецкая тайная полиция завладела при аресте Файена и Монфора в связи с предательством Сен-Жоржа, а также из перехваченной корреспонденции Льевена и «Службы Мишлена» немецкая тайная полиция узнала это название. Необходимо было создать представление, будто организация совершенно прекратила свою деятельность. Вот почему «Служба Мишлена» исчезла со сцены, организации стала называться «Б. 149», а затем «Белой дамой». Это последнее название было подсказано легендой о призраке белой дамы, появление которой кому-нибудь из правящих Гогенцоллернов должно было предвещать падение династии.

Деве и Шовен занялись перестройкой организации на военную ногу. На первой ступени существования «Службы Мишлена» они пытались организовать обособленные и самостоятельные ячейки с центрами в Льеже, Брюсселе, Намюре и Шарлеруа. Они намеревались даже создать отдельный «почтовый ящик» для каждой ячейки и обслужить её самостоятельной курьерской связью с Голландией. Но вскоре они убедились, что Льевен располагал только одним единственным пунктом перехода границы. К тому же отсутствие опыта заставляло руководителей ячеек непрерывно советоваться с центральным руководством. В результате удалось изолировать лишь отдельных агентов, подвергавшихся особенно крупному риску, тогда как все звенья организации продолжали оставаться тесно связанными одно с другим. В новых условиях Деве и Шовен получили возможность достигнуть с небольшими изменениями того, к чему стремились с самого начала.

Были созданы три батальона с центрами в Льеже, Намюре и Шарлеруа. Каждый батальон был разбит на роты, каждая рота — на взводы. Таким образом, намюрская ячейка превратилась во второй батальон, имевший роты в Марше, Намюре и Шимее. Маршская рота имела взводы в Марше, Арлоне и Люксембурге. По такой же схеме были построены и другие роты. Каждое из этих подразделений обслуживало район, название которого оно носило.

Четвёртый взвод каждой роты занимался исключительно сбором донесений от трёх других взводов и передачей их ротному [33] «почтовому ящику». Каждый батальон имел специальное подразделение, собиравшее донесения в ротных «почтовых ящиках» и доставлявшее их в батальонный «почтовый ящик». Оттуда их забирал особый курьер, отвозивший их в Льеж, в «почтовый ящик» главного штаба. В Льеже имелось три таких «почтовых ящика», по одному на каждый батальон. Эти «почтовые ящики», а также обслуживавшие их курьеры были почти полностью изолированы от остальной организации. Участники курьерской службы знали только то, что имело отношение к их непосредственным обязанностям. Им было запрещено наводить справки о других членах организации.

Каждый батальон имел секретариат. В секретариате перепечатывались на пишущей машинке донесения, доставленные в батальонный «почтовый ящик» и проверенные командиром батальона. В Льеже донесения всех трёх батальонов изучались Деве и Шовеном. Затем эти донесения поступали в секретариат главного штаба, где подготовлялись к отправке в Голландию. Специальный курьер отвозил донесения из секретариата Главного штаба в пограничный «почтовый ящик». Здесь начинались функции разведки военного министерства. Мы забирали оттуда донесения и переправляли их через границу в Голландию. Работа пограничного «почтового ящика» была самой опасной в организации, и поэтому всякий соприкасавшийся с ней подвергался особенно тщательной изоляции. Перепечатка донесений на машинке преследовала двоякую цель: сокращался объём донесений и одновременно устранялась улика, какую представляла бы рукопись, если бы она была перехвачена полицией. Главный штаб состоял из двух начальников, из верховного совета в составе восьми членов, священника, отдела контрразведки, финансового отдела, отдела связи, уже упомянутого секретариата, особого отдела, обеспечивавшего бегство скомпрометированных агентов и их переброску через границу, наконец, из отдела, занятого расширением деятельности организации.

Все участники организации приносили следующую присягу:

«Я заявляю, что вступаю солдатом в военный разведывательный корпус союзников до окончания войны. Я клянусь перед богом соблюдать это обязательство; добросовестно выполнять порученные мне задания; повиноваться моим начальникам; никому не открывать без особого разрешения что-либо касающееся [34] службы, даже в том случае, если это навлечёт смертельную угрозу на меня или моих близких; не участвовать в другой разведывательной организации, не нести никакой посторонней работы, которая могла бы привлечь ко мне внимание или вызвать мой арест немцами».