Алексей Ивакин - Десантура

Да черт с ним, с этим… Как его… Капитаном Гриншпуном. Раненых надо довезти…

Десантников уложили на санях по четыре-пять человек. Самых тяжелых. Остальные — легкораненые шли сами. Шатались, но шли. Сердобольные партизаны делились с ними своими скромными запасами.

Десантники не отказывались.

Полкман поражался этим парням. Молодые же совсем. Большинству и двадцати-то ещё нет. Откуда столько сил… Уму непостижимо.

Размышления командира прервал дозорный с левого фланга:

— Мартын Мартынович! Лыжников заметили. Вдоль дороги идут метрах в трёхстах.

— Наши? — насторожился Полкман

— Да кто ж их разберет! В маскахалатах, идут осторожно. Не приближаются. А мы и не спрашивали их…

— Правильно, — буркнул Полкман. — Пойдем-ка глянем.

Он надел старые свои охотничьи лыжи, подбитые мехом, и сноровисто пошёл за парнем из дозора.

Ходить зимой по лесу — целое искусство. В кусты не пролезешь, деревья тоже не по линеечке растут. Да и каждую кочку огибать приходиться. Лыжу поломаешь — и крантец охоте. На фрицев. Или кто-там шастает? Полкман смутно заподозревал, что бдительный особист послал за обозом раненых своих головорезов — проследить, что да как. Заодно и помочь, ежели немцы вдруг вылезут. Егерей немало шляется сейчас по лесам. И эсэсовцев. Этих, говорят, специально обучили на лыжах за десантниками бегать. Да ещё, говорят, финны появились. Сам Полкман их ещё не встречал, но слухи слыхивал.

— Вона, Мартын Мартыныч! Видите, с елок снег падает? Во, во! — Ванька Фадин, совсем ещё молодой пятнадцатилетка, возбужденно тыкал деревянной лыжной палкой в сторону шевеления кустов на противоположном краю просеки.

Полкман приложил палец к губам — тихо, мол, не ори! — и снял карабин с плеча. Немецкий «Маузер». Партизан его больше уважал, чем родную трёхлинейку. Удобнее, зараза. Прям не снимая с плеча можно затвор передернуть. А трёху — пока опустишь, пока передернешь, пока снова прицелишься. А в бою лишняя секунда жизнь отнимает. Свою или чужую. Кто быстрее… Пока быстрее Полкман. И сейчас тоже…

С той стороны просеки с винтовкой, обмотанной белыми тряпками, высунулся солдат. В белом маскхалате. Слишком белом. Десантники все в грязных, прожженых халатах. А этот очень уж чист. За первым вышёл второй, третий, четвертый… Пятеро. Небольшой дозор. И двинулись через открытое пространство, пригибаясь.

Полкман прицелился…

— Хальт! Хенде хох! — крикнул он своим мощнейшим басом. И на всякий случай добавил вечный русский матерщинный пароль.

Немцы, а это были именно они, партизан уже не сомневался, почти мгновенно брызнули в стороны, залегли и открыли стрельбу. И стали, почему-то, отползать!

Полкман не стрелял, удобно устроившись за шикарной толстой сосной.

— Дядь Мартын, дядь Мартын! Чего не стреляем-то, а? Чего не стреляем-то? — волновался Ванька.

— Цыц, Ванька! Лежи спокойно! Немцы палили недолго. Хорошие вояки. А на выстрелы уже бежали партизаны и некоторые десантники. Которые поздоровее.

Немцы приподнялись и рванули обратно.

— Дядь Мартын, дядь Мартын! Ну чего?

— А чего? — улыбнулся сквозь бороду Полкман. — Пусть идут. Потом прищучим. А то сбегут и приведут сюда подмогу.

Ванька нахмурился, решив, что командир струсил. Обычное решение для пятнадцатилетнего мальчишки, рвущегося в бой.

Чтобы пострелять.

И отомстить за повешенную мать.

— У нас, Ванька, сейчас другая задача раненых довести, а не в бой ввязываться. Понял? Доведем — повоюем, — Полкман подмигнул и потрепал мальчишку по голове. Но тот дуться не перестал. ещё бы. Командир не дал пацаненку вырезать десятую зарубку на прикладе.

— Все нормально, товарищи! Немецкий дозор! — поднялся Полкман навстречу бегущим партизанам и десантникам. — Был, да я на них рявкнул, они и сбежали. Так, Ванька?

Ванька хмуро кивнул.

Кто-то засмеялся. От голоса Полкмана даже лошади приседали.

— А теперь, обратно к саням и давайте-ка ходу прибавим. Чтоб гости не пожаловали.

Но без гостей в этот день не обошлось.

Они пожаловали, когда санитарный обоз уже подходил в краю болота Гладкий Мох. Полкман пожалел было, что не попытался кончить тех немцев на просеке. Но жалеть надо было раньше. А сейчас надо было воевать.

И партизаны бой приняли, прикрывая отходящих измученных десантников.

Бой в лесу — страшная штука. Не видно ни черта. Кругом кусты, деревья и из-за каждого куста, из-за каждого дерева может выскочить враг. Люди больше стреляли куда-то в сторону, откуда лаяли немецкие автоматы, хлопали карабины и басовито гудели короткими очередями пулемёты.