Алексей Ивакин - Десантура

Тарасов метался среди горящих изб деревни:

— вперёд, сукины дети, орелики мои!

И бригада шла вперёд, прочесывая дом за домом.

Они падали, умирая в демянских снегах, но шли вперёд.

Но…

Танк выполз из-за избы, поливая свинцом залегших перед бронированной махиной бойцов.

— Противотанкисты! Противотанкисты где? — заорал Тарасов после очередного выстрела.

Особист Гриншпун рванул куда-то в сторону, матерясь на застрявших пэтеэрщиков.

Внезапно под танком рванул черно-белый — с клочьями пламени и земли — снег. Боец, кинувший связку, приподнялся, махнул рукой… И тут же осел в снег!

Десантники побежали вперёд, кто-то наклонился над бойцом, подорвавшим танк…

— Комиссара убило! Комиссара! — понеслось по цепям.

Тарасов вскинулся, отбросив винтовку:

— Ильич! Ильич, скотина, ты куда полез!

Мачихин чуть приподнялся на локте. Обернулся. Чуть кивнул — хорошо, все, хо-ро-шо… И уронил руку.

Руку, которой только что подбил двумя противотанковыми гранатами «трешку», выползшую из-за избы.

А тело его дрогнуло, выбросив ещё один фонтанчик крови.

— Тащите его, млять!

Старший лейтенант Миша Бурдэ перекатом рванул к телу комиссара.

— Молдаванин, тащи, ссука, комиссара!

— Есть, товарищ подполк…

Командир четвертой роты третьего батальона ткнулся в тело Мачихина.

Откуда-то бил пулемётчик.

Тарасов яростно закричал:

— Подавить ссуку! Бойцы! вперёд, ребята!

А сам бросился к Мачихину.

Комиссар попытался что-то сказать Тарасову. Получалось плохо…

— Молчи, Ильич, молчи… Сейчас мы тебе… Санитары! Санитары, мать вашу! — подполковник встал на колени и кричал, кричал в грохот боя:

— Молчи, говорю! Тебе говорить нельзя. Хватит ещё нам с тобой войны! Довоюем, наговоримся!

Комиссар молча улыбался окровавленным ртом, как-то жалобно смотря на Тарасова. А позади горела изба. Горел снег…

— Санитар! Санитар!

А Мачихин шептал что-то..

— Не слышу, комиссар, не слышу!

Близкий разрыв осыпал Тарасова кусками мерзлой земли.

— Ефимыч, слушай, что скажу… Ребята-то у нас…

— Что, ребята? — Тарасов пригнулся опять — очередь из пулемёта прошла совсем рядом. Он чертыхнулся, посмотрел на убитого старлея и повернул его на бок, прикрывая мертвым телом еще живого комиссара.

— Богатыри у нас ребята…Смотри…

Ребята же шли вперёд…

Падая и вставая. Падая. И не вставая.

— Он шёл по болоту. Не глядя назад. Он Бога не звал на подмогу. Он просто работал, как русский солдат… — зашептал комиссар.

— Что? Что, Ильич?

Мачихин потерял сознание.

Снег краснел под ним…

— Мачихин! Мачихин!! — орал на него Тарасов. — Это преступление! Командиров не осталось практически! Ты не имеешь права, батальонный комиссар!

— Николай Ефимович! — схватил его кто-то за плечо. — Товарищ подполковник! Жив он, жив!

Тарасов оглянулся:

— Особист? Ты? Ранен?

— Нет ещё. Комиссара надо эвакуировать.

Тарасов молча посмотрел на заострившееся лицо Мачихина:

— Действуй!

Гриншпун с двумя бойцами потащил тяжелораненого комиссара за дымящий дом, а Тарасов встал во весь рост. Достал трофейный «вальтер»… Под шквальным огнём встал.

— Ребятки! Вперёд! За Родины, орлы! Мать же перемать!

И бригада поднялась. Воздуха не было. Был свинец с прослойками крови.

Штык на штык. Нетвердые ноги. Твердые руки. Скрип зубов. Мат-перемат. Ощеренный рот. Удар прикладом в этот рот.

Кто-то рядом упал.

Кто-то бежит.

Кто-то хрипит.

Кто-то кашляет.

Кто-то рычит.

Теряем бойцов, теряем…

Кровь.

Дым.

Свист.

Снайпер. Снял слева в лоб. Убил. Прыжок. Приклад в плечо. Убит. Сдох. Мимо. Нна гранатку! В полный рост, ребята, в полный рост! Пригнись… Японская мать…

Немцев вышибли из села, вышибли!

Бегут же, сволочи! Бегут!

Тарасов бежал в полный рост, крича что-то матерное в след убегающим врагам. Матерное и нечленораздельное.

Его обгоняли десантники, продолжая вести огонь.

Русское «Ура» неслось над заснеженным Демянским котлом. Из облаков вышло солнце.

— Товарищ подполковник! Товарищ подполковник!

— А? — обернулся он разгоряченный боем.

— Гринёв пропал! — радист виновато смотрел на Тарасова.

— Что??? А…

— Бригада отходит к нам. Командование принял комиссар двести четвертой Никитин. А Гринёв исчез с поля боя…

— Скотина… — зашипел Тарасов. Сам на себя зашипел. Надо было Гринёва выводить на чистую воду…

Он повернулся — подозвать адьютанта и дать распоряжения бригаде. Но не успел.