Алексей Ивакин - Десантура

— Закапывайте эту. И ещё одну выкопайте.

Санитары обтерли плащ-палатку о снег и пошли за врачом. Один из них вдруг остановился, подошёл к бойцам и сказал:

— Можете поменьше копать. Там десять гангрен осталось. На сегодня все.

И ушли.

А парни молча стояли и смотрели им в след.

И даже миномётный взрыв не сразу уронил их в снег.

Спустя несколько секунд, когда комки мерзлой земли посыпались на них.

А потом ещё один взрыв. И ещё один.

Бестолковой толпой они бросились от ямы сначала направо. А потом налево. А потом опять направо.

— Ложись, ложись!! — заорал сержант Клепиков, снова обнаружив себя командиром отделения.

Бойцы рухнули — кто-где — наземь, разбросав вокруг саперный инвентарь.

Глеб приподнял голову. Из командирского шалаша выскакивали политруки всех рангов и тут же разбегались в разные стороны. Глеб тихо ругнулся про себя. А потом понял, что политруки разбегались каждый по своим местам.

— Гриншпун! Гриншпун! — орал кто-то из бригадного начальства. — Бери своих архаровцев и на левый фланг. Разведка — на левый! Политотдельцы ко мне!

— Мачихин, что ль командует? — крикнул через грохот разрывов и выстрелов сержанту Клепикову Щетнев. — А Тарасов где?

— А я, млять, у него вторая мама? Слышал команду? Разведка налево!

— Командир! У нас и винтовок-то нет!

— Лопатки есть, понял рядовой Кочуров? За мной!!

Клепиков вскочил и отделение рвануло за ним, выходя с линии обстрела. Немцы хлопали из винтовок и пулемётов — нет! одного пулемёта! с левого, как раз фланга, тварь! — по суматохе штабного лагеря. И не заметили в этой суматохе рывок на дурь группы пяти десантников. А они проскочили сектор обстрела и рыбкой нырнули за аппендиксовый выступ леса.

— Лопатки у всех? — рявкнул Клепиков. И, не дождавшись, ответа крикнул:

— За мной, славяне!

Удмурт Култышев даже не улыбнулся. Не хватало смелости улыбаться.

Наконец фашистам стали отвечать наши стволы.

Клепиков упрямо полз по снегу на злые очереди немецкого пулемёта. С малой саперной лопаткой в руке.

За пять метров до пулемёта он приподнялся, прицелился и метнул лопаткой в первого номера.

И промазал. Лопатка вскользь звякнула по каске пулемётчика. Тот чуть привстал на локтях и зачем-то повернулся к своему второму номеру. А потом стал оборачиваться, но этой секунды ему не хватило. Сержант Клепиков уже прыгал на него, крича что-то нечленораздельное и, скорее всего, матерное.

А за ним на немецких пулемётчиков бежали четверо рядовых.

Кочуров.

Щетнев.

Кутергин.

Мельник.

Немцы не ждали броска с фланга. И это им стоило жизни. Их зарубили лопатками.

— Подавай!! — заорал сержант на Кутергина.

Тот неумело схватил ленту тридцатьчетвертого машиненгеверка и стал ее придерживать, пока Клепиков разворачивал пулемёт.

Короткими очередями Глеб стал садить по берёзовой роще, не видя немцев, но предполагая, что они где-то там.

— Ленту! Ленту меняй!!

— Как??? — заорал в ответ Кутергин.

— Бегом!!!!

Рядовой завозился в ранцах убитых фрицев. И достал только пачку сигарет и какую-то банку.

И внезапно, так же как начался, бой кончился. Резко так навалилась тишина. Конечно, не тишина. Только после разрывов мин и гулких хлопков карабинов и винтовок тишина показалась оглушительной.

Мимо вдруг побежали десантники.

— Клепиков? Почему ямы не роешь? — вдруг рявкнул густым басом пробегающий мимо старший лейтенант Малеев. Сержант не успел ответить. Командир разведроты исчез в лесу.

— Фу… Фубля… — заматерился Мельник. — Это что было?

Потом встал, навалился на берёзу и сполз в снег.

Кутергин кинул ему банку и уселся на труп немца:

— Тёплый ещё… — нервно засмеялся он, сдвинув шапку-ушанку на лоб. — Открывай консерву, не томи!

Немец тихо обливал дымящейся кровью из рубленных ран истоптанный — весь в гильзах — снег.

Мельник достал финку и, в три движения, вскрыл банку. Там внутри было нечто густое желто-белого цвета. Не задумываясь, он хлебнул тягучей жидкости.

— Сладко, — хриплым голосом сказал он. — На!

И протянул банку командиру.

Тот равнодушно сделал глоток. Действительно, сладко.

В три приема они прикончили банку.

— Пить хочется… — скрывая дрожь, сказал Кочуров.

— Сгущенка она такая, — ответил ему Кутергин. И заел сладкую липкость розовым снегом.

Кочуров прикрыл глаза и ответил:

— Чё?

— Сгущенка, говорю. Молоко сгущеное. Сладкое. Я в Москве пробовал, -