Юрий Гончаров - У черты

– Ну, нагляделись? – спросил шофер и стал закрывать ящики крышками.

Антон пошел от ящиков, от автофургона, как лунатик.

– Вы куда, товарищ сержант? Нам в другую сторону, вон туда! – остановили его солдаты, а один, видя, что Антон вроде бы не слышит, даже потянул его за рукав.

Площадь перед рейхстагом была в сизой дымке, здание просматривалось туманно, как сквозь кисею. В городе все еще что-то горело, чадило, хотя множество людей и техники занималось тушением огня и головешек. Но бушевавшие пожары так скоро полностью не затушить.

Сколько же народу бурлило на площади перед колоссальным, величественным гранитным порталом рейхстага и вокруг всего здания! Как в таком пестром многолюдстве, в таком бурном кипении отыскать крохотную горстку солдат с Ферапонтом Ильичом?!

Ступени главного входа были засыпаны каменным мусором, под ногами солдат, втекающих внутрь и вытекающих обратно, звякали автоматы и винтовочные гильзы. Розовые гранитные колонны портала, избитые осколками, чуть ли не во всю свою высоту были уже сплошь в именах и фамилиях, названиях воинских частей, фронтов, нанесенных углем, мелом, масляными красками всех цветов. Окна нижнего этажа были забиты щитами из толстых досок; это сделали защитники рейхстага еще до начала штурма; доски эти тоже были исписаны сплошь, не найти свободного местечка. Тысячи имен, тысячи фамилий…

А надо бы, подумал Антон, чтоб были имена всех, кто воевал, кто не дошел, кто вообще пал в этой войне от рук гитлеровцев, под их пулями, бомбами… Надо, решил Антон, поставить рядом со своим именем имена всех своих погибших друзей, солдат, бывших с ним в одной роте. Апасова и Добрякова, погибших тогда же, в сорок третьем, холодной осенью при форсировании Днепра под стенами Киева… Надо написать Шатохина – его отвезли в госпиталь с осколками в спине, и там на операционном столе он скончался… Надо написать Алиева и Бисенова, разорванных бомбой уже на земле Польши. Их бесконечно жаль, в ушах Антона до сих пор звучат их детские голоса: «Командир, я здесь!» Смерть их была мгновенной, вдвоем, судьба их пощадила. А если бы она взяла только одного – то как бы стал жить и воевать дальше другой, они ведь сроднились, как братья… На стене рейхстага надо нанести имя и Телкова – он жив, дома, но калека без ног, даже сторожить утят теперь не пригоден…

Антон остановился напротив портала, читая имена, названия городов под ними, откуда пришли в Берлин расписавшиеся на рейхстаге бойцы, удивляясь, каких только нет уроженцев среди тех, кто штурмовал столицу Германии; весь необъятный Советский Союз был представлен здесь: Приморье и Приамурье, Якутия и Кавказ с Туркестаном, Украина и Белоруссия, Урал и Заволжье, есенинская Рязанщина и северный лесной Вологодский край.

Вдруг кто-то сильно ударил его сзади ладонью по плечу. Удар был такой, что можно был слететь с ног, но дружеский – только кто-то из друзей мог так сильно, по-свойски, ударить.

Антон обернулся. Сзади стоял худой младший лейтенант в изношенной, выбеленной солнцем, дождями, соленым потом гимнастерке, с медалью «За отвагу» на левой стороне груди, «Красной звездочкой» на правой, в поцарапанной каске с оборванным с одного края и висящем ремешком, с автоматом в опущенной руке. Улыбаясь, с блеском в черных, как воронье крыло, глазах младший лейтенант смотрел на Антона. Этого офицера, знавшего всю войну только передний край, Антон никогда в своей жизни не видел.

– Ошибся, друг! – сказал Антон.

– Да нет, не ошибся, – не переставая улыбаться, наоборот, еще шире растягивая губы, сказал младший лейтенант. – Как я могу ошибиться, если мы с тобой из одного котелка хлебали, и я тебя из песка тянул!

В чертах худого, небритого, с провалами вместо щек лица младшего лейтенанта Антон вдруг различил что-то знакомое и, прежде чем полностью осознал, тело его уже так и дернулось навстречу младшему лейтенанту: Гудков!

– А я знал, что я тебя здесь встречу! – сказал Гудков, обнимая за плечи и притягивая к себе свободной рукой Антона. – Можешь, конечно, не поверить, доказать мне нечем, но вот шел я сейчас сюда – и будто что-то шепчет внутри: а тут и Антошка, сейчас мы с ним обнимемся! Скажи ведь – как в кино! А могли бы и не повстречаться. Вообще – нигде и никогда. От тебя ведь там, во рву том танковом, только вот так пальчики из песка торчали, – он схватил Антона за руку и показал – как: лишь самые ноготки. – А не торчали бы – никто б и не догадался, что человек тут присыпан. Еще бы пяток минут – и тебе бы конец, задохся бы полностью…