Она долго сидела так, прижавшись к камню, потом поднялась и, не оглядываясь, стала спускаться по ступеням. Из-за облаков нерешительно проглянуло бледное, не греющее уже осеннее солнце, ветер раскачивал верхушки пирамидальных тополей, охапками срывая с них последние листья. Жизнь, какая ни есть, продолжалась, и надо было продолжать жить – ждать, верить, надеяться.
Всеволожск, 1966-1988
Путь, который нужно пройти до конца
О «военных» романах Юрия Слепухина
« Самая засекреченная война нашей истории » , – сказал о минувшей войне Юрий Слепухин. И хотя « секреты » вроде бы раскрываются, – жить от этой правды не становится легче. XX век вообще (я Россию, прежде всего, имею ввиду) обернулся к нам многими трагическими ликами и гримасами. Он еще весь в запутанных узлах. Вторая Мировая война не только погубила десятки миллионов жизней, изменила судьбы народов. Она покалечила души, смешала добро и зло, правду и ложь. Вот в чем мучительнее всего разбираться. И – нужно разобраться!
...Помните, как начинает свой рассказ о пережитом на войне шолоховский Андрей Соколов? – « Иной раз не спишь ночью, глядишь в темноту пустыми глазами и думаешь: « За что же ты, жизнь, меня так покалечила? За что так исказнила? » Нету мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке... Нету и не дождусь! » Уже более полувека литература о войне пытается ответить на эти вопросы, которые вместе с шолоховским героем задавали и задают себе миллионы людей. И – находят все новые и новые, нередко трагические ответы.
Понятно, что легче от этого не становится. Устами одного из близких себе персонажей Юрий Слепухин говорит, что « война не только лучшее раскрывает в человеке, но и худшее тоже, она раскрывает его целиком, выворачивает наружу все, что есть у него в душе » ( « Ничего кроме надежды » ). Сегодня русская литература по-новому всматривается в уходящее прошлое, во все, что в нем « вывернуто » , сдерживая и стоны боли, и агитационное усердие .
Это в полной мере можно сказать о военной тетралогии Юрия Слепухина. После первых трех книг – « Перекресток » , (канун войны), « Тьма в полдень » (жизнь в оккупации), « Сладостно и почетно » (антифашистское движение в нацистской Германии), он пишет роман « Ничего кроме надежды » , в котором доводит события до дней Победы.
Как бы много о войне ни было написано, в этих книгах Юрий Слепухин не идет уже известными путями, хотя полемически соприкасается со многим. И в полемике правда чаще всего на его стороне. Дело здесь не только в таланте, но и в том еще, что Юрий Слепухин обладал опытом лично пережитого, которого не было почти ни у кого из писавших и пишущих о войне (тут вспоминаются, разве что, два Семиных – Виталий Семин и Леонид Семин, чьи пути в каких-то « перекрестках » сближались с путями Юрия Слепухина). Им, Юрию Слепухину, в том числе, не нужно было « перевоплощаться » . Они вбирали в себя жизнь по обе стороны фронта, были погружены во всю ее трагическую подлинность. Поэтому и наш автор тетралогии о войне столь многолик и в то же время един. Он переживал весь этот опыт лично. И не по выбору, а « сплошь » . Поэтому герои его романов: мужчины и женщины, советские солдаты и офицеры, офицеры и солдаты вермахта, « остарбайтеры » и их надсмотрщики, русские эмигранты и партизаны-подпольщики, – не роли, не маски, не заемные фигуры из готового политизированного набора, а – личное, пережитое, испытанное, как говорится, « на своей шкуре » , своей судьбой, пропущенное через собственную душу... И рискну сказать даже: Юрий Слепухин как мало кто знает не только то, какие эти люди – разные. Но и какие при том – похожие. Они – люди XX века: и советские, в том числе юные энтузиасты, и западные, в том числе разноликие немцы. И у тех, и у других головы и души немало заморочены всякими « переломами » , пропагандой, соблазнами, страхами, иллюзиями. Но самое сильное и главное в его книгах то, что они – люди прозревающие. Ведь « проклятые вопросы » кажутся нам такими неразрешимыми больше всего потому, что мы не умеем или боимся посмотреть правде в глаза. Писатель с самого начала шел на это.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу