Борис Сопельняк - Солдат по кличке Рекс

Нашлись телесного цвета чулочки, нашлись белые лодочки, нашлись даже кольца, но на принесшую их пожилую нянечку цыкнули: здесь, мол, не церковь, а советское лечебное учреждение. А какую сделали невесте прическу! Какой маникюр! Как умело закамуфлировали живот!

Маша послушно подставляла руки, ноги, что-то снимала, надевала, снова снимала. Подруги без конца ссорились, мирились, опять ссорились. Причины были более чем серьезные: длина платья, количество оборок, ширина рукавов и прочая забытая за годы войны ерунда.

А потом пришли механики-водители из мужского отделения и, скептически покачав головой, забрали коляску. Часа через два они превратили ее в такой роскошный экипаж, что он бесшумно катился не то что от прикосновения, а от одного дуновения.

Ровно в двенадцать Маша была готова. Она не дыша сидела в сияющей лаком карете, а… увозить ее никто не собирался. Виктор задерживался. Чинно сидели и не менее чинно лежали ее подруги. На длинном столе, накрытом в конференц-зале, стыли неведомо где добытые жареные цыплята, отпотевали бутылки «Московской» и вишнево-красного кагора. А жениха все не было…

У Маши начали подрагивать губы. Томились лежачие и сидячие, нервно прогуливались по коридору ходячие. И вдруг к подъезду подлетели два «студебекера»! Из одного, сверкая трубами, выпрыгнул оркестр. Из другого — посыпались сияющие золотом погон и орденов офицеры. Вышли и какие-то солидные люди в гражданском. Кто-то нес ящики с провизией, кто-то охапки цветов, кто-то бережно прижимал к груди батареи бутылок. Оркестр тут же грянул «Катюшу»! Офицеры построились в две шеренги, выхватили сверкнувшие молнией шашки, скрестили их над ведущей к ступенькам дорожкой, крикнули «Ура!» — и смущенно-радостный Виктор, то печатая шаг, то сбиваясь на гражданский, двинулся к двери, на которой белела витиеватая надпись: «Добро пожаловать, жених!» Кто-то успел губной помадой к последнему слову дорисовать озорное «и».

На площадке второго этажа процессию встретил полноватый полковник в парадной форме и при всех орденах. Это был профессор Дроздов, недавно назначенный главным врачом госпиталя.

Едва заметное движение бровью трубача — и оркестр, оборвав мелодию на верхней ноте, умолк. Из-за спины Виктора выступили немолодой майор в форме кавалериста и красавец грузин в морском кителе. Кавалерист распушил усы, поправил переброшенный через плечо вышитый рушник и громоподобным голосом спросил:

— А туда ли мы попали? В этом ли курене красавица живет?

— Может, не в той гавани братва якорь бросила? — подхватил моряк. — Не на ту вершину сел орел?

Машу пока прятали за занавеской, и она сквозь щелку разглядывала бледного от волнения орла и его новых друзей, с которыми он, видно, получал Золотую Звезду.

— Вот это да-а, — прошептали над ухом. — Шестнадцать Героев! Вот это свадьба! Смотри, Машка, если хоть в мыслях изменишь своему разведчику, удавлю собственными руками, — шепнула подруга по палате.

А полковник Дроздов, понимая, что и раненые, и здоровые долго будут помнить эту свадьбу, что молва о ней разлетится по всем фронтам, тыловым поселкам и городам, что искалеченные войной люди хоть немного отвлекутся от тяжких мыслей, а те, кому через день-другой — снова на фронт, тоже уедут с улыбкой радости, лихорадочно вспоминал старинный свадебный обряд, но, так ничего и не вспомнив, решил импровизировать.

— И курень тот, и вершина та, — солидно начал он. — Гора, как видите, самая высокая, а дом — самый красивый и богатый. И люди здесь живут один другого лучше. Одной семьей живут, так что братьев и сестер у нашей горлицы много.

Вдруг откуда-то сбоку к Дроздову подошла пожилая нянечка и что-то шепнула на ухо. Профессор понимающе кивнул и строго закончил:

— Так что это… как его… выкуп нужен!

Нянечка, поджав губы, одобрительно кивнула и незаметно одернула китель на Дроздове.

Кавалерист еще больше распушил усы, подмигнул моряку и сообщил:

— Купец у нас больно привередлив. Поглядеть бы товар… Тем более что есть здесь один человек, — неожиданно зазвенел его голос, — который тоже хочет видеть… У многих из нас такого человека вообще нет. Был — и не стало. А у него, — кивнул он на Виктора, — есть. В общем, как этот человек скажет, так тому и быть! — дрогнувшим голосом закончил кавалерист.

И тут из-за спины Виктора показалась моложавая, но рано поседевшая женщина с радостно-грустными, синими-пресиними глазами. Маша как увидела ее, так и обмерла.