Георгий Ключарев - Конец Зимней грозы

— А ну встать, симулянт! — ткнул его в бок Кочергин. — За дурачков нас почитаешь? — шипящим шепотом добавил он.

Лубенок проворно вскочил. Губы его тряслись, из глаз катились скупые, крупные слезы, и на миг Кочергина захлестнула жалость, но он тут же собрался.

— Каким образом без приказа все трое оказались у гусеницы?.. Почему не проследили, чтобы разгорелась ветошь?

— Это. Это было приказано не мне!

— Но к гусенице обоих ребят потащили вы, лейтенант?!

Лубенок молча всхлипывал. Рука, которой он зажимал рану, дрожала.

— Ну-ка, покажите! — с силой отжал его пальцы Кочергин.

На рукаве комбинезона расплылось темное пятно. Осколок, распоров ткань, зацепил плечо. Ранение было пустячное.

— Все ясно! Сумничали, как всегда, а ребят теперь не вернешь! Как старший по званию ответите за их бессмысленную гибель!

— По званию? А вы по должности! — вдруг зло, как хорек, оскалился Лубенок. — Особый отдел во всем разберется! — брызгая слюной, наступал он. — А-а-а? Струхнул? Допер, что с тебя спрос-то больше?! А, лейтенант?

Голос его хлестнул по нервам, показался отвратительным.

— Отставить пререкания! — задохнулся Кочергин и, не помня себя, с силой выбросил вперед руку, нацеленную кулаком в дрожащий, слюнявый подбородок.

Отпихнув что-то кричащего Зенкевича, он, не оглядываясь, бегом устремился к бровке распадка, за которой, приближаясь, нарастал грохот и лязг. Зенкевич, поставив на колени бледного, сплевывающего кровь Лубенка, поспешил за лейтенантом. В верховьях балки, ближе к Верхне-Кумскому, степь, как живая, шевелилась желто-серыми ломаными углами, пестрела пересекающимися трассами, затягивалась дымом, срываемым ветром. Впереди, в низине, куда, описывая дугу, по-видимому, направлялась волна немецких машин, клокотала пушечная пальба, дым мгновенно окрашивался яркими отблесками залпов. Пальба слышалась и слева, оттуда, где недавно была танковая группа корпуса. Очевидно, там шел встречный танковый бой.

Тут же, с восточной стороны Верхне-Кумского, немцы предприняли новую попытку обойти поселок, ударив во фланг ворвавшимся в него танкам огнеметной бригады.

«Восьмая» не получила повреждений ходовой части, и Кочергин подал команду натянуть гусеницу. Все трое начали сбрасывать с нее комья окровавленной земли, и, очистив, обливаясь потом, потащили к танку. Лубенок, забыв про рану, суетился больше всех. Поспешно сняли с лобовой брони запасные траки. Потом Зенкевич и Лубенок полезли в танк за приспособлением для их сращивания, а Кочергин, улучив минуту, снова выскочил наверх. Бинокль, которым он хотел было воспользоваться, не понадобился. К балке приближались немецкие танки и бронетранспортеры, увенчанные гребенками угловатых касок.

«Зачем они сюда? Высоту занять? — напрягся Кочергин, теряясь, что предпринять. — А близко, пятьсот метров едва ль будет!»

Строй вражеских машин стал медленно разворачиваться к северу, вдоль бровки неширокой в верховьях балки. Кочергин прикинул, что ее пологие склоны здесь для немцев не препятствие и тут же почувствовал, что сейчас что-то предпримет.

«Гусеницу натянуть не успеем! — мелькали несвязные мысли, — а неподвижный танк слеп, лишен возможности вести бой!» — бросился лейтенант вниз, размахивая руками.

— Сорокапятку к бою! — надрывно кричал он. — Пушку к бою, так вашу! Что рты раззявили! Лубенок, в танке снаряды!.. Отставить! Сначала пушку на бровку!

Наверное, у Кочергина был такой вид, что обоих как ветром сдуло. Он и сам не заметил, как оказался в танке и один за другим выбросил ящики с унипатронами к сорокапятке, которую оба танкиста с багровыми, лоснящимися от пота лицами тащили и толкали наверх. Он кинулся на помощь, и они завернули пушку к воронке от снаряда, показавшейся пригодной для применения в качестве артиллерийского ровика. Но тут же стало ясно, что так просто воронку не используешь, нужно ее приспосабливать, а лопаты в танке. Он растерянно оглядывался, ища другую позицию, в то время как Зенкевич и Лубенок оцепенело, как загипнотизированные, таращили глаза на немецкие машины. Те как будто бы нарочито неспешно, буднично ехали себе мимо, показывая борта с черными крестами. Голова колонны была уже где-то значительно севернее, в низине, усеянной подбитыми танками, а мимо них, левее домиков поселка Заготскот, проходили последние машины.

— Назад! Напоказ выставились!.. Заметят нас — и конец! — заставил вздрогнуть сорвавшийся с баса на визг крик Лубенка.