Николай Сташек - Крутыми верстами

Некоторое время спустя Зина заметила промелькнувшего в пурге в той стороне, куда ушел старшина, согнутого человека. «Он это, Михаил Иванович», — воспрянула она духом, надеясь, что теперь-то удастся машину вытащить. К сожалению, старшина, потеряв в снегу топор, вернулся всего лишь с несколькими хворостинами.

Принесенные ветки были втиснуты под задние колеса, но машина, продолжая буксовать, с места так и не стронулась.

Выругавшись, солдат заглушил мотор и, навалившись грудью на баранку, недовольно засопел.

Старшина не смог подняться в кабину. Прислонившись плечом к борту кузова, он продолжал тяжело, со свистом дышать.

По багровому синюшному лицу Зина догадалась, что старшине требуется срочная медицинская помощь, что он задыхается, но она для этого ничем не располагала.

Старшина понял Зинино беспокойство, оглянувшись в ее сторону, проговорил:

— Мучает грудная жаба. Задыхаюсь.

Вместе с солдатом Зина помогла старшине подняться в кабину.

— Говорил вам, Михаил Иванович, не следует ехать по этому бездорожью, так нет, все свое. Вздумали напрямик, где ни одной живой души, — назидательно выговаривал солдат.

— Хватит тебе, Артем. И без тебя тошно, — отозвался старшина, а заметив, как Зина вздрагивает всем телом, снял с себя полушубок.

— Завернись в него. Помоги ей, Артем. Согревшись и засыпая, Зина услышала, как старшина распорядился:

— Иди, Артем, ищи тылы, а мы будем ждать. Да смотри не заблудись.

— Ничего, товарищ старшина. Сапоги дорогу знают, — пошутил солдат, выпрыгивая из кабины в пургу.

Захваченный у противника танк, продолжая греметь заглушенным двигателем, время от времени вздрагивал, как загнанная лошадь. «Куда бы его, дьявола, теперь пристроить?» — думал о танке комбат Супрун, слушая рассказ Юхима о том, как ему удалось за какие-то минуты перемолотить гусеницами не только оборону противника на большом участке переднего края, но и полностью раздавить одну минометную батарею, которая доставляла немало беспокойства нашей обороне. «Конечно, было бы совсем неплохо оставить его где-нибудь в центре боевого порядка. Такое его расположение вполне обеспечило бы не только надежное наблюдение за всем передним краем противника, но и прицельный обстрел и пулеметным и пушечным огнем его любой точки от фланга до фланга. Но самое важное то, что бойцы увидели бы своими глазами, что не так страшен черт, как его малюют, что даже самого черта можно вон как обуздать». С другой же стороны, комбат несколько опасался. «Разберется фашист и начнет дубасить по нас так, что не сосчитаешь потерь. Люди-то почти без укрытий».

— Как теперь с ним? — поднял он глаза на Юхима.

— Да как же? — удивился тот. — Поставим на позицию да и будем палить по гадам. Боеприпасов, кроме боеукладки, еще и на днище несколько ящиков. А закончатся — съездим за добавкой. Танкистов сыщем у себя в роте. Так что работу «тигру» найдем, скучать не будет, — засмеялся Корж.

— Значит, к себе ты его берешь? — уточнил Супрун.

— Думаю, так.

— Верно. Ты его добыл, ты им и распоряжайся.

Юхим угнал танк в роту, а к утру, несмотря на мороз и лютую метель, его упрятали в землю и замаскировали почище, чем это умеют делать немцы.

— Пусть сунутся, головы не сносить, — ликовал ротный, оглядывая врытый танк. — Смотри там, хлопцы, чтобы наблюдение круговое, чтобы башня на триста шестьдесят, — подсказывал он солдатам, хлопотавшим у танка. — То, что он «тигр», ничего. Приручим! — подбадривал ротный доморощенных танкистов.

Ночью ветер резко изменил направление. Вместо западного подул обжигающий северяк. Понесло пургой, головы не поднять. На плацдарме ни выстрела, ни ракеты. «Что-то фашист мудрит», — подумал Супрун и, ежась в полушубке, спустился к реке. Попробовал у берега — держит, а когда сделал несколько шагов вперед — затрещало, но все же выдержало. «До рассвета надо поднести хоть сколько-нибудь и боеприпасов и продовольствия», — решил он и поспешил на НП, но уже издали услышал, как с кем-то разговаривал по телефону ординарец:

— Сейчас, сейчас позову! — прокричал солдат и бросился комбату навстречу. — Вас срочно командир…

Супрун поспешил к телефону. В окопе было дымно. В печурке, выдолбленной солдатом в стенке, по-прежнему тлели сырые сучья. — Слушаю! — выкрикнул Супрун, схватив трубку.

— Вот что, обстановка круто меняется, и тебе какое-то время придется там держаться одному. Нас оттягивают на другой рубеж, несколько южнее. С тобой оставляю Охрименко. Понял? Он сейчас подойдет и расскажет, как тут все складывается. А вообще туго.