Алескендер Рамазанов - Война затишья не любит

– Смой, сынок, эту желтую мазь и завтра приходи с чистой повязкой. Я помогу тебе снять «печать судьбы».

Через день Лешка покорно протянул руку и вытерпел безумное жжение от бурой пыли, которой старик щедро присыпал язвы. Потом рука онемела.

– Не снимай и, главное, следи, чтобы не намокла. Через четыре дня продолжим.

Не было продолжения. Язвы затянулись тонкой блестящей кожей. У Лешки хватает ума не просить снадобья для друзей по несчастью – слишком уж сильные ощущения от этого лекарства. То огнем жгло, то словно резали по живому. И сны чудные снились все эти три ночи…

– Ширали, а правда, что в старину пиры могли пронзить себя кинжалом – и потом ни крови, ни раны? Я читал об этом…

– Правда, только не говори о пирах. У них своя вера. Никто не знает до конца, во что верят люди Ага-хана. Знаю, что они ждут Махди – последнего пророка. Не надо об этом. Знай только одно – исмаилитом нужно родиться. А эти фокусы с кинжалами… Аман… – закряхтев, Ширали приподнялся, запустил руку за низенький шкафчик с посудой, и перед глазами Лешки сверкнуло узкое синеватое лезвие. Подобием переплетенных роз шла по клинку полустертая арабская вязь. Ширали засучил рукав чапана и прижал острие выше кисти. У Лешки пот покатился по лбу, когда увидел он, как старинный клыч медленно входит в руку. Вот уже взбугрилась кожа на противоположной стороне, а старый колдун все давит. Вышло лезвие – без единой капли крови. Внезапно, что-то бормотнув на арабском, Ширали выдернул нож и зажал место прокола… Астманов услышал толчки собственного сердца.

– Твой страх передался мне, сынок. Вот, смотри: крови нет, – старик сполоснул лезвие чаем и отправил нож на место. – Тебе скажу так – когда пиры, дервиши, шахиды делали такое, то они сами и люди вокруг знали, что сталь не может нанести вреда истинно верующему в могущество Аллаха.

«Студентов» особо не контролировали по вечерам. Куда денешься в пустыне? Поэтому Астманов беспрепятственно проводил вечера у Ширали, иногда возвращаясь в казарменный барак за полночь.

Как-то майским вечером, привычно прося разрешения войти, Алексей учуял на пороге кибитки подозрительно знакомый запах. О, вот чем балуется старый моджахед! Густой аромат индийской конопли вырывался в пустыню через низкую притолоку…

Гашиш, анаша, травка дурь, товар, план – как ни назови, но, похоже, в Порт-Ветровске знали чудесные свойства выдержанной пыльцы индийской конопли задолго до основания города царем Петром. Понятно, рукой подать до тысячелетнего Дербента, Тегеран и Багдад ближе Москвы, если смотреть по карте. Конопля и опийный мак и в Южном Дадастане набирали свою волшебную силу. Пусть не такую, как в Чуйской долине, Бадахшане или Кандагаре, но вполне ощутимую. В шестидесятые годы цены на подобный товар в Порт-Ветровске были божеские: баш – шарик гашиша величиной с крупную горошину – стоил пятьдесят копеек (по цене билета в кино на вечерний сеанс).

Алешка приобщился к дури в шестом классе. Энергичный армянский подросток Гамо (полное имя – Гамлет) организовал копеечную складчину и принес две толстые папиросы «Казбек», закрученные на конце. Забитые, значит. По иронии судьбы действо разворачивалось на ступеньках районного военкомата. Тут важен ритуал: папиросу положено было раскуривать самому авторитетному (конечно, Гамо), смачивая слюной для равномерного горения, держать двумя пальцами снизу и стараться не ронять пепел. У кого столбик упал – свободен! И что? Да ничего, кроме рвотного кашля и сухости во рту, Алешка не испытал. То ли Гамо принес сущую туфту, по своей природной хитрости, то ли организм у Алешки был такой – ведь засыпал он на ходу, стоило ему выпить даже ячменного кофе.

Об анашистах ходили самые грозные слухи, дескать, мозги у них высыхают и превращаются в серый порошок, детей они иметь не могут и прочее. Алешка, однако, критически подходил к таким оценкам. У соседа Ярыги, который анашу ел как халву, запивая чаем, было четверо шустрых, пухлощеких наследников, красивая еврейка Сусанна «дошабилась» до бронзовой кожи и успешно училась в медицинском институте. Но видел Алешка и другое – у большинства «плановых» был свой мир, ему непонятный и до опасного скучный.

Первый приход – волну кайфа – Алешка испытал в неполные шестнадцать лет в месте опять же приличном – в школе. Правда, это была уже СШРМ – средняя школа рабочей молодежи, вечерка. Оставленный за двойку по немецкому языку на второй год в девятом классе школы «имени Героев Космоса», Алешка влился в ряды рабочей молодежи, поступив в ремесленное училище, где мастер потребовал от него посещения вечерней школы.