Алескендер Рамазанов - Война затишья не любит

Технические средства, казалось, не изменились со времен подпольных типографий большевиков. Ручной набор, тигельная печатная машина «американка», которую можно было при необходимости запустить в работу при помощи ножного привода, и прочий свинцово-чугунный хлам. Прогресс обозначался наличием очень капризных линотипов (строкоотливных машин) Н-12 и ЭГЦ – электронно-гравировальных центров. К середине 60-х годов появилось чудо военно-полиграфической мысли – БПК (бесшрифтовые полиграфические комплекты). Здесь оригинал-макет набирался на хитроумной печатной машинке с угольной лентой, а затем переснимался на селеновую пластину, с которой изображение переносилось на офсетную фольгу. Все было сверхзамудонским, кроме печатной офсетной машины – «Ромайор». Но она-то выпускались не в СССР! Вот на таком комплекте и покоилась полиграфическая база редакции.

Разумеется, Астманову, имевшему не раз дела с цензурой, было понятно: всей правды в дивизионке не напишешь. Но чтобы такая петля!

Про то, что солдат служит в Афганистане, писать нельзя.

Об участиях в боевых действиях – ни слова.

Что ранен – нельзя.

Что отбился на дороге от «духов», вывел из-под огня машину – нельзя.

Погиб – ни слова!

Десантника показать нельзя (нет в Афгане десантуры!).

А что можно?

Боевая учеба и караульная служба в Н-ской части. Еще можно было перепечатывать статьи из окружной газеты и «Красной Звезды» о том, как ограниченный контингент советских войск в Афганистане (ОКСВА) помогает братскому народу восстанавливать дороги, школы и мечети, разрушенные душманами.

Автомат и пистолет Астманов менял дважды. Оружие в комендантской роте было хреновое. Битое, грязное. У «макарова» сам по себе «гулял» предохранитель, а на рукояти были странные глубокие царапины. Гвозди, что ли, забивали? Пришлось заменить. К оружию Астманов всегда испытывал безотчетное уважение. В раннем детстве были у него деревянные мечи, луки, пращи, позже – ножи из обломков пил и ромбических напильников. Первый свой самопал (в просторечии – поджиг) он собрал в четвертом классе. И уже на летних каникулах, осатанев от страха и обиды, ткнул кургузый ствол в живот городскому шмональщику. Ума хватило не чиркнуть коробком о запал. Но черный зверек из городских трущоб, за спиной которого кучковалась кодла приятелей, оцепенел. При выстреле в упор поджиги и при холостом заряде разворачивали плоть, как добрый нож консервную банку, а тут в медную трубку была забита картечина. Стоит ли удивляться тому, что в тринадцать лет он опробовал на собственном портфеле первую самоделку под малокалиберный патрон, еще через год, собрав пятьдесят рублей на сдаче пустых бутылок, купил у такого же оболтуса, по кличке Валет, вполне приличный трофейный «Вальтер» с десятком патронов. Спасибо соседу – отставному капитану торгового флота. Услышав на задворках выстрелы, старый латыш подобрался к Алешке, съездил по уху и обменял пистолет на половинку бинокля, проведя перед этим обстоятельную беседу.

Видя, как привередливо ответственный секретарь относится к оружию, подгоняет ремни и застежки на подсумках, нашивает на маскхалате карманчики для блокнота, пленок и индивидуального пакета, редактор не выдержал:

– Леша, не трать время. Тебе ведь не особо ездить придется. Твое дело – макет, вычитка, общее руководство…. Да и мне месяц остается. Ухожу без замены. Какое-то время будешь исполнять обязанности редактора.

– Командир, а если мы с корреспондентом поменяемся ролями? Я писать буду, а он пусть секретарит?

Редактор неожиданно легко согласился на такой вариант:

– В нашей кухне, сам знаешь, политотдел не очень-то разбирается. К тому же вижу – не будешь ты сидеть на месте.

Астманов мысленно вознес благодарение небесам. То, что он думал решить с помощью земных даров и словесных хитросплетений, – осуществилось само собой. Даже неловко за такое легкое решение. Все. Гора с плеч. Есть оправдание для поездок. Теперь нужно найти тех, кто ходит по степям, пескам и предгорьям в северо-западном направлении, в приграничных с Союзом уездах провинций Кундуз, Саманган и Балх. Само название – Балх – истомой отзывалось в сердце Астманова. Пожалуй, пора сказать почему.

– Ты знаешь наш язык, обычаи, уважаешь старших. Ты мне нравишься. Если женишься на нашей девушке, в лес ее не увози. Плохо жить в лесу… Я жил в Сибири. Долго… Десять лет, сынок, еще до войны с немцами.