Оставалось одно: ждать, пока Пуйяд пришлет сюда еще кого-нибудь. Чтобы даром не терять время, тщательно обследовали аэродром, все подозрительные места так обложили камнями, чтобы сверху было видно их. К счастью, па самой полосе ничего не обнаружили. Видимо, гитлеровцы заминировали только подступы к аэродрому.
На второй день к вечеру в небе появился «як». Но не «Нормандии — Немана», а 18-го гвардейского полка. Прилетел сам полковник Голубов. Выслушал Шика и его механика о злоключениях, покачал головой:
— Прямо беда с этими минами. Вчера у вас в полку были похороны — подорвался Жан Мансо.
— Как? Где?
— Пошел с Перроном в лес побродить. Оторвало руку и ногу. Умер на руках у товарищей.
Помолчали, отдавая дань безвременно ушедшему из жизни молодому пилоту.
— Берите, Мишель, мой самолет и улетайте. Такой уговор у меня с Пуйядом на случай, если я здесь застану вас. Догоняйте свой полк — он убывает в Москву.
— Зачем? — вырвалось у обоих одновременно.
— На встречу, как вы говорите, с Большим Шарлем.
— Генералом де Голлем?
— Именно с ним. Торопитесь, Мишель, ваши товарищи уже в пути, сегодня выехали грузовиками в Каунас. Свяжитесь с моими, передайте, пусть перебираются сюда.
— Так здесь же собирался садиться наш полк.
— Пока неизвестно, где он в будущем приземлится. Да и здесь места хватает. В тесноте, говорят, да не в обиде.
— Ну, спасибо, господин полковник.
— Товарищ, — усмехнулся Голубов.
— Товарищ полковник, — поправился Мишель Шик. Он похлопал себя по карманам, извлек красиво инкрустированный нож турецкой выделки, протянул Голубову: — Не знаю, увидимся ли еще. Пусть будет вам память о нашей последней встрече.
— Благодарю, Мишель. Счастливого полета! Только в Каунасе Шик догнал попутными машинами свой полк, где он ожидал специально выделенный состав.
26 ноября Шарль де Голль вместе с министром иностранных дел Жоржем Бидо и другими сопровождающими лицами ступил на землю Баку, а оттуда проследовал в Москву. По пути глава Временного французского правительства получил возможность взглянуть на потрясшие его воображение руины Сталинграда.
Миссия де Голля состояла в заключении франко-советского договора о дальнейшей совместной борьбе против гитлеровской Германии.
Спустя неделю после высадки союзников на побережье Франции де Голль сошел с амфибии на пляж нормандского порта Курсель. Первыми его встретили местные кюре и жандарм.
— Ну вот, меня уже и признали; в лице кюре — церковь, в лице жандарма — государство, — заявил он. И послал обоих в город Байе предупредить население о своем прибытии.
Де Голлю не терпелось попасть в Бретань, где летом 1940 года скончалась его мать, успев услышать по радио обращение сына к французской нации и сказать: «Так и должно быть, я узнаю Шарля, это именно то, что он должен делать».
Бретань еще была занята фашистами, и посещение могилы матери пришлось отложить. Но он не мог и не хотел откладывать утверждение за собой права вести французов к полному освобождению.
И вот сейчас этот исключительно своеобразный человек, державший в руках национальное знамя попранной врагом, но не павшей перед ним на колени Франции, прибыл в Москву как представитель ее свободолюбивого народа.
Две недели, пока готовились переговоры, Шарль де Голль знакомился с Москвой, о удовольствием смотрел балет, посещал заводы, институты. Но самое сильное впечатление произвел на него прием в одной из воинских частей.
— Да, узнаю, это она — вечная русская армия! — воскликнул восторженно.
Он таки действительно узнавал нашу армию. Мало кому было известно, что в первую мировую войну де Голль почти три года пробыл в немецком плену вместе с будущим советским маршалом Тухачевским, который проявил исключительную твердость духа, силу воли, непоколебимую веру в победу русского оружия. Он-то и научил Шарля более-менее сносно изъясняться на своем языке.
Потом, в 1919–1921 годах, у де Голля была возможность убедиться в блестящих достоинствах советского бойца, когда в качестве наемного офицера он сражался против Красной Армии в рядах белополяков на Волыни и под Варшавой.
Обо всем этом вспомнил де Голль в Москве, не переставая удивляться причудливости жизненных коллизий и тому, как иной раз скрещиваются, пересекаются пути-дороги людей. Он с гордостью подумал о полке «Нормандия — Неман». Де Голлю очень хотелось побывать в своем полку, лично посмотреть, как он устроен, как живет и сражается. Такая поездка на аэродром Антоново была запланирована. Уже был приготовлен специальный поезд, но в последнюю минуту Сталин выразил мнение, что лучше доставить полк в Москву и здесь вручить летчикам награды. Кроме того, он изъявил желание устроить прием в честь генерала де Голля и командира полка «Нормандия — Неман».
Читать дальше