Владимир Лавриненков - Шпага чести

Каким тяжелым ни был день, с наступлением ночи сон не сразу всех сваливал с ног. У каждого пилота накопилось много впечатлений, переживаний, просившихся наружу.

— Я веду огонь, — рассказывает Матрас, — и вдруг чувствую: «як» самовольно опускает нос. Что за чертовщина? Оказывается, заглох мотор. Осмотрелся, нет ни дыма, ни огня. Пробую подкачать бензин ручной помпой. А тут «фоккер», которого я преследовал, разворачивается, пристраивается в хвост. Что делать? Уже включил передатчик, чтобы предупредить о нависшей надо мной угрозе. И тут мотор заработал. Я свечой вверх — перебои. Стал одной рукой качать насос, а второй заводить «як» в атаку. Вот как пришлось добивать зверя. Это стоило вот чего. — Матрас показал ладонь левой руки, на которой кровоточила мозоль.

Каждому слову комэска внимают его летчики — сдержанный Панверн, молчаливый Шалль-младший, недюжинной силы Монье, виртуоз пилотажа де Жоффр, беспокойный Пьеро, решительный Ла Мартело… То, что случилось с Матрасом, могло произойти с любым из них. Каждый думает: «Сумел бы я выкрутиться из такой ситуации да еще одержать победу?»

Пилоты знали, что их командир еще в мае 1940 года был сбит бошами над Парижем, знали, сколько невероятных лишений и невзгод пришлось испытать ему, пробираясь через Испанию и Африку в Советский Союз. Теперь он мстил за свою родину, за все свои страдания. Мстил мужественно, беспощадно.

Чуть брезживший рассвет обещал хорошую погоду, и значит, и напряженную работу.

За несколько дней фронт намного продвинулся вперед. Командиру полка приходилось думать о новом перебазировании.

— Гастон де Сент-Марсо! Вместе с Перреном отправляйтесь на разведку. Ваша задача — найти невдалеке от переднего края более или менее подходящую посадочную площадку.

— Слушаюсь, мой майор!

— Рене Шалль, Пьер Матрас, наша задача прежняя — прикрытие советских войск, устремившихся к Кенигсбергу. Вылет — по сигналу Мишеля.

А Игорь-Мишель в это время вел разговор с танкистами.

— Вот из того леска бьют нам в борта пушки. Вызови пикировщиков. Да поскорее!

— У меня нет с ними связи, их наводит кто-то другой.

— Да как же так? Ты — представитель авиации, выручай, а то по-другому будем говорить.

Как быть? Як-3 мало пригоден для штурмовок. У Дельфино нет связи с полками Пе-2. Через штаб дивизии — долго. А, будь что будет!

— Фино! Я — Мишель. Надо подавить немецкую батарею, — дальше Эйхенбаум назвал квадрат. Недолгое молчание. Потом вопрос:

— Очень нужно?

— Из-за нее все стопорится.

— Вылетаем!

Пушки продолжали выплескивать вспышки залпов, выводя из строя то один, то другой Т-34.

Но вот в небе появились «яки». Две эскадрильи. От них отделилось несколько пар: ушли на высоту для прикрытия. Остальные выстроились левым пеленгом и, полого пикируя, устремились к леску. Снаряды накрыли батарею. Усилили эффект рвущиеся ящики с боезапасом противника: будто игрушечные, «подпрыгивали», переворачивались пушки, с корнем вырванные деревья.

Танкам путь открыт!

Дельфино окинул взглядом строй — все на месте. Всегда бы так. А что за точки виднеются на горизонте? Опять появляется до сотни бомбардировщиков в сопровождении «мессов».

— Гидо, от меня — ни шагу. Стрелять с дистанции не более ста метров, — передал Дельфино своему ведомому.

— Понял.

Гидо твердо решил держаться за командиром до последнего. Но быть с Луи в бою и не оторваться от него — для этого требовалось особое мастерство и немалая «притирка» друг к другу в совместных полетах. А Морис вылетел в паре с ним впервые. Поэтому выполнить приказ не смог. Оставшись один, ведомый в первую минуту растерялся, стал беспорядочно тыкаться туда-сюда, не в состоянии сориентироваться.

Его однажды уже сбивали. В октябре. Вражеские зенитки. Делал вынужденную посадку. И больше не хотел переживать такое.

Если бы в этой гуще найти командира, снова пристроиться к нему! Но вместо Дельфино перед глазами близко, хоть рукой пощупай, проплывает «месс» с желтой полосой. За остеклением фонаря Морис четко видит квадратное лицо с широкими летными очками на глазах, в злобе оскаленные зубы и поднятый кверху кулак в черной перчатке.

Вдоль желтой полосы на фюзеляже нарисованы кресты — свидетельства многих побед.

Наверняка этот зубр уже убежден, что сейчас у него появится основание еще для одного креста.

Морис бросил взгляд назад — а там еще два «мессера». Тогда, собравшись с духом, он дает полный газ и резко бросает свой истребитель на увенчанного лаврами «мельдерса». Тот в последнее мгновение взмывает ввысь. Но раздается какой-то треск, что-то вспыхивает над головой, а лихорадочно затрясшийся «як» начинает терять высоту.