Морис Дрюон: Последняя бригада

Само название Сомюр — город у слияния Туэ и Луары — звучит чарующе для каждого любителя верховой езды. В Сомюре располагается основанная в 1825 году Высшая школа верховой езды, где формируется корпус военных кавалеристов «Кадр нуар». Это название связано со славными традициями, балами и показательными выступлениями наездников, которые ежегодно проходят во время конкурса в Высшую школу, когда многие молодые люди добиваются чести быть причисленными к элите верховой езды.

К мастерству владения лошадью — в городе есть и Музей лошади — в Школе впоследствии добавилось мастерство владения танком, и она получила название «Учебно-тренировочный центр кавалерии и бронетанковых войск», не теряя при этом «кавалерийского духа».

В мае 1940 года все офицеры запаса и нового выпуска, за исключением нескольких модернистов, [1] Модернисты — сторонники религиозного учения, запрещающего вступать в военные действия. (Прим. перев.) были разделены на кавалерийские бригады, то есть на классы по тридцать человек в каждом. Война принесла огромное разочарование многим курсантам: их перевели в моторизованную кавалерию.

Для обучения моторизованных бригад предусматривалось четыре месяца, и на полевых занятиях предлагаемыми обстоятельствами было «дружественное войско после досадного поражения». Не прошло и месяца, как ситуация стала реальностью: немцы подошли к Луаре.

Морис Дрюон, сам выпускник Школы предыдущего года, с редкой пронзительностью описал в форме художественного произведения героическую оборону Сомюра курсантами в июне 1940 года.

В ночь с тридцатого апреля на первое мая 1940 года, как и во всякую ночь с начала войны, на вокзале Тура царила невообразимая сутолока.

Солдаты всех родов войск, офицеры всех рангов, моряки в фуфайках, врачи-резервисты в бархатных кепи и шерстяных гамашах, летчики в лихих каскетках, артиллеристы в крагах, пехота с полной выкладкой — вся эта толпа кипела и клубилась в рассеянном синеватом свете, отражаясь в темных вокзальных окнах.

Среди двух-трех тысяч снующих по вокзалу военных выделялась сотня курсантов-кавалеристов, ожидавших поезда до Сомюра. [2] Сомюр — небольшой город в 70 километрах к юго-востоку от Анже, резиденции Рене Анжуйского. В Сомюре располагается знаменитая на весь мир «Кадр нуар» — Высшая школа верховой езды, где была разработана особая методика подготовки лошадей. (Прим. перев.)

Они еще не ведали опасностей войны и не приобрели пока тяжеловесную значительность жестов, отличавшую фронтовиков, но в них уже ничего не осталось от насмешливой бесшабашности изнывающих от скуки представителей внутренних войск.

Их легко можно было узнать по сверкающим шпорам и по форме, напоминающей офицерскую, только без нашивок. [3] Всадники «Кадр нуар» носят особую форму: черная шляпа, черный жилет, золотые шпоры, хлыст украшают три золотых крыла. (Прим. перев.)

Они принадлежали к миру, где пряжки всегда начищены, пуговицы застегнуты, а покрой брюк имеет огромное значение. Общались они только между собой, образуя в толпе отдельную группу, и были очень похожи друг на друга. И от этого казалось, что их гораздо больше, чем на самом деле.

Их речь отличалась той нарочитой иронией, за которой обычно прячется радость мальчишеской дружбы и жажда жизни.

— Эй, Сенвиль! Мы едем на тренерских лошадях. Это точно. Монсиньяк сказал, он там был вместе с Лопа. Мы еще не произведены в офицеры, мы пока курсанты. Дело дрянь! А, все равно, и все упирается в деньги. Республика экономит на наших шкурах.

Еще четыре месяца назад они были обыкновенными школярами. И вот прошло уже десять дней, а они все еще простые солдаты, хотя и не нюхавшие пороху. Но их вели за собой большие надежды, а напускное равнодушие к остальному миру было простительно: их окружал ореол бесшабашной молодости.

Двое юношей стояли под тусклой лампочкой, в конусе голубоватого света.

— Твой Ламбрей — настоящая вонючка, — говорил Камиль Дерош. — Да знаем мы, знаем, что он принц. Только не надо этим без конца тыкать нам в нос.

Тот, что был пониже ростом, Лервье-Марэ, отвечал:

— Бобби, уверяю тебя, ты ошибаешься. Он парень что надо, добрый, воспитанный.

— Да ладно тебе, не отпирайся, ведь ты же сноб! — отпарировал Дерош. — Он тебе так нравится, потому что принадлежит к дворянскому роду и на нем проба, как на столовом серебре. Вот ты и хлопочешь, занимаешь ему местечко в своем купе. А он просто воображала.