Кипхардт Хайнар - Герой дня

– Я им живым не дамся, - повторил Рудат.

– Слушай, ты можешь заткнуться, а?

Пёттер долбил каменную стенку, но та не поддавалась. Выковыривал булыжники и запихивал их в лаз, по которому они сюда попали, замуровывая себя и Рудата, точно в могиле. Воздух наполнился пылью, и вскоре от недостатка кислорода оба прерывисто задышали. Легкие и бронхи жгло огнем, словно они хватили перцу. Шорохи внизу слились в отдаленный гул, а они прикидывали, через сколько минут задохнутся - через двадцать или через тридцать, если в промежутках между приступами кашля будут дышать неглубоко и спокойно.

Рудат вспомнил, как однажды читал, что перед лицом смерти и в отчаянии человек взывает к богу, и подумал, что это затасканный вздор для душещипательной писанины, - сам-то он не взывал ни к чему. Он обливался холодным потом, ледяные струйки текли по телу, а дышать становилось все труднее. Он заставлял себя думать о тех трех-четырех людях, которые погорюют о нем с месяц-другой, но в сознании неотступно билось, что умирает он ни за что и двадцать два года жизни прошли впустую. А еще что-то в затуманенном, жаждущем кислорода мозгу твердило, что его обманом лишили этих двадцати двух лет и что он не позволит украсть у себя и что остальное, что он хочет жить и должен что-нибудь сделать. Он опять зашелся кашлем и рванул ворот френча. Перевернулся на живот, чтобы выплюнуть поднимавшуюся из легких жижу, может быть кровь, и инстинктивно схватился за пулемет. Судя по звуку, Пёттер снова у булыжной стены, методично пинает ее ногами. Рехнулся он, что ли? Рудат подполз к нему, хотел оттащить, но вдруг стена действительно подалась, и в образовавшийся пролом хлынул воздух, почему-то пахнувший антисептиком. Они орудовали штыками, расширяя дыру, чтобы можно было в нее протиснуться. Копали осторожно, стараясь не шуметь. Один раз пришлось остановиться: кто-то был вблизи забитого камнями хода. Казалось, огромный зверь вынюхивает след, [88] и Рудат подумал, что это, наверно, Цимер шныряет в лабиринте и, по обыкновению, сморкается пальцами.

– Черта лысого они нас нынче возьмут, - сказал Пёттер; он отдал Рудату катушку с проволокой, протиснулся в проем и по проволоке спустился вниз. Неглубоко, метра два с половиной - три. Рудат сбросил ему вещмешок. -Я тебя поддержу за ноги. Вылезай! - скомандовал Пёттер.

Из-за громоздкого пулемета Рудат замешкался и, болтая ногами в воздухе, никак не мог достать Пёттеровы руки.

– Отойди, я спрыгну. Отойди!

Очутившись на утрамбованной площадке, он в темноте поискал глазами Пёттера. Нет его, наверно, пошел дальше. Рудат отвязал пулемет и только через несколько шагов сообразил, что находится в сравнительно широком коридоре, который плавной дугой уходил вниз. В самом деле попахивало антисептиком - не то карболкой, а может быть, просто мочой. Нога наткнулась на что-то мягкое. Должно быть, Пёттеров вещмешок. Рудат наклонился и понял: мертвец. Хотел окликнуть Пёттера, сказать ему, как вдруг чьи-то руки стиснули горло. Падая навзничь, он увлек за собой противника, но тот не ослабил хватку. Вырываясь, Рудат отчаянным усилием вскинул голову и попал нападавшему в лицо, ударил раз, другой… Выходит, эсэсовские головорезы все-таки подкараулили их и ухлопали Пёттера, только он, Рудат, живым не дастся. Руки его шарили по земле - где-то здесь должен быть пулемет. Ага, вот он! Заметив, что противник снова метнулся к нему, Рудат дал очередь и бросился назад по коридору. Налетел на какую-то дверь, услышал за спиной топот и выстрелил еще раз. Налег на дверь, высадил ее и покатился вниз с четырех - пятиметрового травянистого откоса, судорожно сжимая пулемет и думая только об одном: эсэсовцам он живьем не дастся. Потом услышал рев моторов самоходки, грохот орудийного выстрела и только тут сообразил, что нечаянно попал в одно из разыскиваемых партизанских укрытий, что он, Рудат, навел на него эсэсовцев. Подъехало еще несколько самоходок и бронетранспортеров, взрывники и огнеметчики - народ умелый: за каких-то двадцать минут бункер был вскрыт и сопротивление сломлено. Солнце так палило - хоть яичницу на броне жарь. Заработали огнеметы: пламенный смерч пронесся по коридорам, сметая все на своем пути; а люди - те, у кого еще были силы, обожженные, искалеченные, обезумевшие - пытались уйти от огненных струй, ползли из полузасыпанных нор к выходу, навстречу смерти, под пулеметы эсэсовцев.

Очевидно, в укрытии размещался партизанский лазарет, пять или шесть десятков больных и тяжелораненых. Ну и, конечно, кое-какой обслуживающий персонал, главным образом молодые женщины и солдаты охранения. Среди убитых было много безруких и безногих, у большинства, видимо, были повязки, так как кое-где виднелись полосы необожженного мяса.