Гарри Тюрк - Час мёртвых глаз

Он ждал, что Тимм ухмыльнется, но Тимм не ухмыльнулся, нет. – Вот черт! – произнес, наконец, он ворчливо. – Мы – самая печальная кучка во всем великогерманском Вермахте. Нет кучки печальнее на свете, чем мы. Если все пойдет так и дальше хотя бы еще один квартал, они сожгут нас всех до последнего человека. Они думают, что несколько солдат смогут сделать то, с чем не справляется целая армия.

– Что? – спросил рассеянно Тимм.

– Задержать русских, – пояснил Цадо. – Задержать русских и арестовать Сталина. Как раз перед Берлином. Может быть, в самом Берлине, возле варьете «Скала».

– Они пока еще не в Берлине, – ответил Тимм глухо.

– Но скоро они там будут, – сказал Цадо. – Недавно они сбросили листовку, там они писали, что они захватят Берлин и разобьют национал-социализм и разгромят военных преступников и освободят заключенных из концентрационных лагерей и введут демократию. Они поставили себе массу задач. Знаешь ли ты, что такое военные преступники? Или что такое демократия?

– Нет, – ответил Тимм, качая головой, – я солдат. И тебе лучше было бы помалкивать о такой чепухе.

– Я не знаю, – сказал Цадо, – меня это не касается, но недавно они сбросили листовку, там сверху стояло стихотворение. Фюрер даже не может делать это с женщинами, там было написано. С хорошей рифмой. Поэт якобы однажды жил в Берлине…

– Я не знаю никаких поэтов, – возразил Тимм, – я солдат, и мне все равно, умеет фюрер управляться с женщинами или нет. Пока идет война, нужно сражаться. Когда она закончится, мы получим другое задание.

– Если ты тогда будешь еще жив, – заметил Цадо. – Но на это не похоже. Если эти там на самоходках наденут свои чертовы шлемы и попрут в сторону Берлина, то нам крышка.

– Не рассуждай так много, – сказал Тимм, – ты ничего в этом не понимаешь. И будь осторожен, когда болтаешь о твоих листовках. Не каждого, с кем ты разговариваешь, зовут Тимм. Некоторых зовут иначе, и они тоже знают, где живет полевая жандармерия.

Цадо вытащил жестяную фляжку с коньяком из кармана на икре. Он протянул ее Тимму со словами: – На, выпей глоток. Вот проклятое время. Сидим здесь на этом озере и не знаем, что подумать об этом мире. А про Гитлера и женщин я говорил только тебе.

Тимм выпил. Он вытер себе рот ладонью и вернул Цадо бутылку. – Хороший шнапс, – сказал он. – Иногда я – Клаус Тимм. Но иногда я также отвечаю за боевой дух в моем взводе, Цадо. Не забывай этого.

– Хорошо, Клаус, – согласился Цадо, – я не причиню хлопот. Я буду держать язык за зубами, пока все не кончится, и тогда мы узнаем, вероятно, что такое демократия и кто такие военные преступники, и мог ли наш фюрер управляться с женщинами или нет. Все в порядке.

Тимм резко поднял голову. Он внимательно вслушивался в темноту и поворачивал голову в разные стороны, чтобы перехватить слабый шум, который был в воздухе. Он приближался и становился все громче. Тимм посмотрел на часы. Маленькая стрелка стояла на двойке. Это был «Юнкерс». Тимм бросился бежать и зажег огни на одной стороне, пока Цадо зажигал их с другой стороны. Машина описала кривую, скользнула вниз и села. Она сразу развернулась и снова двинулась к позиции для взлета. Все происходило как на учениях. Они потянули раненого к входу. Он фантазировал, когда они приподняли его, и начал громко кричать. Теперь они больше не обращали внимания на это, потому что шум авиадвигателей был и без того достаточно громким, чтобы все вокруг его заметили. Они только торопились забраться в самолет. Радист закрыл за ними. Магниевые факелы еще горели, когда пилот снова запустил двигатели на полные обороты. Машина стартовала легко. Она пролетела несколько сотен метров над землей, потом поднялась выше и над озером повернула налево. Внизу медленно догорали магниевые факелы. Четыре маленькие, становившиеся все более микроскопическими, светлые точки.

– Что случилось? – спросил радист, тот самый, с которым они прилетели сюда. – Только лишь четыре человека?

– Они зарыли их…, – бормотал раненый. Он лежал на полу самолета. Они подложили под него пару лохмотьев. У него был сильный жар. На саже на его лице стояли капли пота.

Другие трое устало сидели на скамьях. Они положили в сторону оружие и отстегнули каски. В машине пахло горючим и смазочным маслом. Это был старый, давно отслуживший самолет. Но он летал спокойно и надежно. Не очень быстро и не очень маневренно. Это был как раз тот самолет, который мог подниматься от земли.

– Ваши разведчики заварили нам кашу, – сразу сказал Тимм возбуждено радисту. – Они ни хрена не сделали, ничего не выяснили. Они даже не увидели колонну самоходных пушек в лесу! Эти четверо на вашей совести, на совести ваших пилотов и ваших наблюдателей с «шокакколой» и чаем в термосах, и с желтыми шарфами и с толстыми перстнями с печатками!