Борис Яроцкий - Эхо в тумане

Вчера он закончил дипломную работу, и полковник Горбатюк, обычно не щедрый на похвалу, сказал, что идею задания целесообразно изложить на теоретической конференции, где будут участвовать представители войск.

Полковник придерживается правила: полезные идеи должны дозревать не в сейфе, а в войсках, там их исправят и дополнят, а главное — реализуют. Не однажды коллеги возражали ему, что якобы так теряется автор. «Ну что ж, — отвечал он, — может, автор и теряется, зато выигрывает общее дело». И хотя еще предстояла защита, Павел не беспокоился об оценке, он испытывал иную тревогу: как специалисты встретят его предложения, изложенные в дипломной работе.

В этот такой удивительный весенний день его вдруг вызвали на факультет. Тут уже были сокурсники, сообщившие: «Кадровик прибыл». В офицерской службе беседа с представителем кадровых органов — момент особый. И каждый, кто готовится к ней, испытывает робость: а вдруг он не покажется?

Павел еще не успел отдышаться, как его пригласили первым. Инструктор управления кадров объявил:

— Руководство факультета рекомендует вас на должность командира танкового батальона. Вы согласны?

— Так точно.

— А что касается места службы, то после Забайкалья переведем вас поближе к Западу.

— Готов ехать в любой округ.

— Вот и хорошо, — полковник сделал пометку в блокноте.

Павел посчитал, что на этом разговор закончен, и ждал разрешения выйти.

— Алексей Петрович Заволока, моряк-подводник, ваш родной брат?

— Да.

— Вам известно, когда он погиб?

— Нет.

— В июле сорок четвертого. Указом Президиума Верховного Совета СССР ваш брат награжден орденом Красного Знамени. Посмертно… Вот все, что мне пока удалось узнать.

— Спасибо. Значит, это вас просил Герасим Прокопьевич? Что-то он долго загостился, кажется, на Кубани…

— Форенюков умер, — глухо сказал полковник. — В «Красной звезде» был некролог.

— А Светлана? Где она? — оправившись, как после удара (новость и в самом деле оглушила), спросил Павел.

— Светлана в командировке. А Герасим Прокопьевич, верно, был в Краснодаре. Там военный трибунал судил изменников Родины. Форенюков выступал обвинителем. С сердечным приступом его привезли в госпиталь. Оттуда он позвонил в кадры, передал вашу просьбу.

Собирался Павел к Форенюковым в гости, но со дня на день откладывал визит. И вот, оказывается, опоздал… В спешке люди не успевают сделать доброе дело, сказать доброе слово, вспомнить друга. А вот Герасим Прокопьевич о его просьбе вспомнил.

Ругательски ругал себя Павел, и на душе у него так было скверно, будто не существовало ни чудного мартовского дня, ни веселой весенней капели.

В общежитии Павла ждала телеграмма. «Пятнадцатого вечером буду Москве. Остановлюсь гостинице «Россия». Иванка».

Павел, безусловно, встретит Иванку. Только вот как он определит, что это она?

Атанас, ознакомившись с телеграммой, согласился составить Павлу компанию, пообещав среди тысяч пассажиров узнать свою землячку.

К воркутинскому поезду друзья выехали загодя. Единственно, что было известно, — это станция, на которой садилась Иванка. И как только поезд застыл у перрона, Павел и Атанас побежали от проводника к проводнику, спрашивая, кто садился на станции Инта.

— Были такие, — наконец услышал Павел от проводницы последнего вагона. — Были девушка и двое мужчин.

— А какая она собой, эта девушка?

— Высокая, чернобровая. Кажется, в белом вязаном берете. С чемоданом, конечно. С кожаным, импортным.

Павел быстро пробирался сквозь толпу, коротко рассматривая девушек и молодых женщин. Иванка — среди них, чернобровая, высокая, в белом вязаном берете, с кожаным импортным чемоданом.

Вот и первый вагон, а пассажиры все движутся плотным потоком… Попробуй найди в этом потоке человека, которого знаешь всего лишь по фамилии. На выходе с перрона стоял Атанас. С высоты своего роста он хорошо видел пассажиров воркутинского поезда.

— Что-то не замечаю…

— Она в белом берете, с чемоданом.

— Конечно, — усмехнулся Атанас. — Обязательно с чемоданом. Ведь пассажирка! — И усомнился: — А может, она не приехала?

Тем временем перрон опустел. Лишь несколько подростков топтались под светящимися, как луна, часами. Долговязый, окруженный приятелями, играл на гитаре, подпевая:

Что было «потому», Павел не разобрал — не успел.