Нгуен Тяу - След солдата

Лы вспомнил еще один эпизод. Ватага ребят на берегу толпилась у джонки, которую только что закончили строить и сейчас собирались спускать на воду. Тонкий продолговатый нос джонки четко вырисовывался на светлом песке, темнело просмоленное днище. Голые по пояс рыбаки, поглаживая руками свежевыструганное дерево бортов, что-то восторженно кричали школьникам. Лы и Хиен тоже побежали к морю. Джонка, рассекая белые гребни волн, вошла в воду. Лы, Хиен и другие школьники, мокрые от брызг, стояли у самой кромки воды и смотрели, как покачивается на пенных гребешках новая джонка…

Увидев Хиен в ансамбле, Лы сразу же вспомнил обо всем этом и в нем мгновенно проснулось то первое чувство. Из неловкой, худенькой школьницы Хиен превратилась в солистку фронтового ансамбля. Он до сих пор хранил в душе образ девочки в широкой, не по размеру, белой блузке с квадратным вырезом и голубыми жилками на виске, напрягавшимися во время пения. Он спрашивал себя: когда эта девочка успела вырасти и чем отличалась эта Хиен от прежней? Наверное, она и сама не ответила бы на этот вопрос. Лы по-прежнему любил ее, хотя и стал теперь совсем другим человеком. Сквозь огонь сражений он пронес свое затаенное чувство к ней. Хиен стала его песней. Слушая Хиен, выступавшую перед бойцами, Лы вспоминал ее первую песню, спетую в пионерском лагере, и невольно сравнивал. Да, теперь это была профессиональная певица. Но осталась ли она такой же искренней, как раньше?…

Артисты, разделившись на группы, отправились на позиции артиллеристов. И только разведчикам политотдел сообщил, что не может послать к ним артистов, хотя те сами вызывались идти на высоту и даже выделили для этого специальную группу. Было решено, однако, что ансамбль сделает несколько выступлений по радио с таким расчетом, чтобы все бойцы, находившиеся на высоте 475, смогли поочередно в определенные часы послушать этот концерт.

Как-то в полдень небольшая группа разведчиков, саперов и зенитчиков в ожидании концертной передачи собралась в землянке радистов. Бойцы спокойно расселись вдоль стен, закурили и начали громко переговариваться, приставляя рот вплотную к уху соседа. Здесь, на высоте, все уже давно привыкли к такой манере разговора, поскольку от постоянных артобстрелов и бомбежек многие бойцы стали плохо слышать. Обычно, встречаясь в траншеях или у дежурного, куда ходили за водой, они кричали или просто улыбались друг другу, а приходя на совещание, здоровались кивком или хлопали друг друга по плечу и, смущаясь, старались сесть поближе к выступавшему. Сложнее было, если встречались сразу двое или трое. Тут уж, как говорится, судачили «дед о курах, а баба об утках», а когда наконец соображали, о чем идет речь, то каждый, показывая на другого пальцем, покатывался со смеху.

Оставалось несколько минут до начала радиоконцерта. Лы и Моан еще продолжали работать, остальные перебрасывались шутками. Какой-то сапер, не теряя времени, уселся у порога на корточки и старательно сверлил дырки в бамбуковой трубке, мастеря себе дудочку. Двое зенитчиков в углу, привалившись друг к другу, дремали.

Лы уже готовился перейти на волну связи с ансамблем. Он заметил, что парень, сидевший у порога, взглянул на него с улыбкой и кивком головы спросил, скоро ли начнется. Лы кивнул в ответ и обвел глазами собравшихся бойцов. Какими прекрасными и какими родными показались ему эти восемнадцатилетние парни с пропыленными, порыжевшими от висевшего в воздухе краснозема волосами, с заострившимися лицами и глубоко ввалившимися глазами!

Из наушников донесся знакомый хрипловатый голос руководителя ансамбля:

– Здравствуйте, товарищи!

– Они? - тихо спросил Моан, передавая трубку Лы.

– НП-1 слушает! - сказал Лы. - Мы уже собрались. Здравствуйте, товарищи!

Он приладил наушники и разбудил двух задремавших зенитчиков. В землянке послышался чистый и звонкий женский голос:

– Дорогие товарищи! Сегодня наши песни будут звучать для вас. Слушайте нас, дорогие наши герои!

На лице Лы появилась смущенная добрая улыбка; он будто видел, как где-то там, далеко, перед такой же рацией, стоит женщина-хореограф, сложив на груди красивые точеные руки, а за ее спиной - Хиен, которая готовится петь для всех, кто сегодня собрался здесь, и для него.

После взятия Кхесани нашими войсками Комитет освобождения поручил старому Фангу агитировать население, согнанное в «стратегические» деревни, возвращаться в освобожденную зону. Каждую ночь, проводив очередную группу к своим, старик вспоминал о сыне, оставшемся в Таконе, вспоминал с горечью и ненавистью, и все же в глубине его души нет-нет да и шевелилась жалость.