Светлые блики играли на цветах и деревьях, высвечивая неровности и шероховатости древесной коры и почвы, усыпанной только что опавшими мокрыми листьями. Лы вдруг мучительно захотелось пройти по ним, этим золотым листочкам, но он отдернул занесенную было ногу, будто опасаясь нарушить очарование этого удивительного мира.
Все дни потом, когда они с Моаном вели ансамбль в свой полк, Лы был молчалив. Он не без удивления отмечал происходившие в нем перемены: после того памятного первого боя он стал более сосредоточенным, к нему будто пришла внутренняя зрелость. Что это значит? Распрощался с юностью или сразу стал стариком? Ведь еще совсем недавно, на марше, он был, как всегда, пылким и горячим. Размышляя о себе, разбираясь в новых, необычных для него ощущениях, он вдруг понял, что где-то в глубине души зреет в нем всепоглощающая любовь к жизни.
По дороге Лы стал очевидцем того, как метко стреляет Моан из винтовки: одним выстрелом, как заправский охотник, он уложил косулю. Мяса оказалось вдоволь. Артисты ансамбля подсушили его и, прикрепив связки сушеного мяса поверх вещмешков, продолжили путь. Девушки из ансамбля смотрели на Моана с обожанием и на привалах, весело щебеча, плотным кольцом окружали его. Хиен попросила подарить ей попугайчика, и Моан в конце концов уступил ей. Хиен, которая и так выделялась среди остальных своей красотой и молодостью, теперь стала еще заметнее: попугайчик постоянно сидел у нее на плече среди густых зеленых маскировочных веток, прикрепленных к вещмешку. Она учила попугайчика говорить, и он то и дело подавал голос: «Привет, привет!» Однажды Моан нечаянно подслушал, как Хиен говорила подругам, что обязательно научит попугайчика петь песни, и подумал про себя, что певице не пристало возиться с попугаем, как с игрушкой.
Лы тянулся к людям постарше. Он любил беседовать с руководителем ансамбля и хореографом танцевальной группы. Руководитель ансамбля, кадровый военный, прекрасно знал французский и русский языки и покорил Лы своими разнообразными и глубокими познаниями: он не только хорошо разбирался в искусстве, но и отлично знал фронтовую жизнь. Женщина - хореограф танцевальной группы, - сложив на груди красивые, с точеными пальцами руки, любила восторженно повторять: «Я счастлива, что наше искусство служит бойцам-героям!» Лы очень удивился, узнав, что у нее двое взрослых детей, и искренне посочувствовал ей, когда она призналась, что вынуждена годами их не видеть. Лы восхищался красотой рук этой женщины. Чистила ли она овощи, разжигала ли костер, держала ли палочки для еды - руки ее все делали красиво, и движения их всегда были отточенными и изящными, как в танце.
Лы и Моан благополучно доставили ансамбль в расположение полка. Артисты расположились на отдых после перехода и стали готовиться к первому выступлению, а отделение разведчиков, которым командовал Кан, уже получило приказ выдвинуться к переднему краю на высоту 475, расположенную западнее Такона. На этой высоте находился основной наблюдательный пункт.
Рано утром семь бойцов проверили свое снаряжение и оружие, сложили все ненужные и тяжелые вещи в одну упаковку и, сдав ее на вещевой склад, отправились в путь.
* * *
Систему наблюдательных пунктов артполка «Кау» вокруг таковской вражеской группировки создали еще в первые дни боев. Данные о результатах наблюдения регулярно поступали в штаб. С НП на высоте 475 велось наблюдение за юго-западной частью Такона, несколькими высотами в западном направлении и за дорогами, идущими из района дислокации неприятельских войск. Эта господствующая высота находилась очень близко от позиций противника и имела большое значение для обеих сторон. Раньше она была в руках американцев, и нам лишь недавно удалось отбить ее.
Бледно-сиреневое небо куталось в предрассветную дымку, потом с востока начинали наползать серые, постепенно светлевшие облака. Налетая друг на друга и растворяясь одно в другом, они принимали самые диковинные очертания. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь завесу тумана, освещали густые облака дыма, поднимавшиеся высоко над землей. Бойцы на НП каждое утро наблюдали такую картину.
Весь февраль наша артиллерия вела интенсивный огонь по Такону. Блиндажи вражеской бригады, склады и хранилища, зенитные орудия и аэродром - все это стало объектом непрекращавшихся обстрелов.
Случалось, артналеты возобновлялись каждые пятнадцать минут. «Ежедневно здесь бушует ураганный огонь, - вынуждено было признать одно из западных агентств. - Толстым слоем красной пыли покрыты груды битого кирпича, бункера, проволочные заграждения и сами морские пехотинцы. Артиллерия противника превратила Такон в пустынные красные земли, по виду напоминающие лунный ландшафт…»
Читать дальше