Нгуен Тяу - След солдата

Только к полудню Кан вернулся к своим. Бой к тому времени уже закончился, и разведчики обшаривали местность в поисках Лы. Кан, относившийся к Лы как к младшему брату, сразу же включился в эти поиски. Проверяя каждый кустик, он пошел вдоль расселины, то и дело охрипшим голосом окликая Лы. В густых зарослях на краю склона, круто обрывавшегося книзу, Кан наткнулся на следы недавней схватки и, цепляясь за ветки и корни, стал спускаться вниз. Там он нашел Лы, который лежал ничком, в полном забытьи, крепко сжимая руками наклонившийся тоненький ствол небольшого деревца. Кан приподнял Лы и, положив его голову к себе на колени, освободил плечи от тяжелой рации, а затем вылил полную флягу фруктовой воды на бледное лицо паренька. Лы очнулся и тотчас узнал коренастую, крупную фигуру, склонившуюся над ним. Лы охватило такое же ощущение счастья и покоя, какое он испытывал в далеком детстве, когда рядом оказывалась мать. Лы, неожиданно для самого себя, одной рукой обнял Кана и слабым голосом спросил:

– Как ты нашел меня?

– Да мы с ребятами уж обыскались тебя! - Кан вкратце рассказал обо всем, что с ним приключилось.

– Я уж думал, что ты не вернешься!… - проговорил Лы.

– Ну… вот тебя нашел! - Кан пошарил в подсумке и протянул Лы коробочку трофейного паштета: - Поешь, парень!

Быстро съев весь паштет, Лы понял, как он был голоден, но его тут же вырвало.

– Ты что? - удивился Кан.

– Подумал только, и сразу такое отвращение…

– К чему, к паштету?

– Да нет… К американцу…

По дороге к своим Лы пытался припомнить, как выглядел американец, с которым он схватился в рукопашной. «Я больше не школьник, - рассуждал он, как бы глядя на себя со стороны, - который только и знает, что книжки читать. Я научился держать винтовку, а когда нужно, могу действовать решительно, как и все». В разорванной гимнастерке, с рацией на спине, он гордо шел по земле мимо валявшихся вокруг трупов американских солдат. Взгляд Лы невольно наткнулся на убитого им американского огнеметчика. Левый глаз мертвеца был зажмурен, будто он до сих пор еще прицеливался; правый, с застывшим зрачком, чуть приоткрыт. Лы на секунду задержался, глядя на ровное, точно пробуравленное пулевое отверстие в груди американца. Вокруг раны запеклась черная кровь.

Перешагивая через труп американца, Лы своим рваным матерчатым ботинком, из которого выглядывал ободранный палец, задел откинутую в сторону, уже начавшую приобретать землисто-серый оттенок застывшую руку мертвеца и непроизвольно, будто его обожгло током, дернулся всем телом, ощутив на мгновение какой-то панический страх перед этой рукой. Однако тут же в нем из глубины души поднялась жгучая ненависть к этому оккупанту. Они, эти люди, принесли на его родную землю смерть, страдания, разруху. У Лы сердце сжалось от боли. Американские агрессоры, используя новейшие достижения военной техники, обрушили на его народ неисчислимые беды. Вот почему он убил этого захватчика…

Так случилось, что именно там, на дне расселины, Лы впервые заметил краски наступившей весны - свежую зелень трав и листьев, и жизнь как будто приобрела для него новый смысл.

На обширных склонах гор, обращенных к Вьетнаму, вплоть до самой лаосской границы, лес погиб от распыленных здесь отравляющих веществ. Вокруг, куда ни Кинь взгляд, стояли мертвые деревья, а над ними нависало свинцово-серое небо. Обнажились все тропы и ручьи, и лишь кое-где еще виднелись на деревьях засохшие желтые листья, упорно не желавшие опадать вот уже который сезон. Бойцы на НП даже за полмесяца, проведенные здесь, не могли привыкнуть к этим щемящим картинам мертвого леса. Густая зелень радовала глаз только в глубоких расселинах. Их обрывистые каменистые склоны уходили далеко вниз. Там всегда было сыро и прохладно, и там в изобилии росли деревья и кустарники, тесно сплетая кроны и ветви. Сейчас там распускались многочисленные цветы, скромные, как счастье простых людей.

В один из первых весенних дней разведчики получили приказ вернуться в полк для выполнения новой задачи. После прошедших боев рассветы на границе вновь стали тихими и туманными. Стоя на посту среди этого безбрежного спокойствия, Лы слышал неясный, доносившийся снизу мерный шум ручьев, и ему казалось, что где-то внизу, у подножия этих величественных девственных гор, плещется море.

Рано утром бойцы разведгруппы нарезали цветов диких бананов и принесли их на могилы двух своих товарищей, которые с гранатами в руках бросились в гущу вражеских солдат, спасая Лы и рацию. Лы достал из расселины два огромных, поросших мхом камня и положил их на каждую могилу. Лы понимал, что теперь он в вечном долгу перед этими людьми. Разбирая вещмешок погибшего Дана, он, к своему удивлению, не мог найти ни одного его письма или фотографии. Неужели среди бесчисленных историй, рассказанных Даном, не было ни одной, которая оказалась бы не выдуманной? Неужели, кроме смены белья, трубочки с желтыми таблетками хинина и тоненькой записной книжки, листки которой хозяин использовал на закрутку для махорки, он ничего не сможет найти о своем всегда таком веселом и жизнерадостном однополчанине? На первых страницах записной книжки сохранилось лишь несколько адресов полевой почты и стихотворение, видимо написанное самим Даном: