Владимир Клипель - Медвежий вал

На наблюдательном пункте его ожидал присланный Кожевниковым офицер.

— Докладывает лейтенант Владимиров! Явился для несения службы вашим заместителем по политической части.

Гимнастерка у офицера была прорвана осколком, сам он в поту и пыли, хотя и заметно, что прежде чем явиться, старался немного привести себя в надлежащий вид.

— Вот это здорово! — воскликнул Крутов. — Как же это Еремеев вас отпустил?

— Приказали, — недовольно пожал плечами Владимиров.

— Ну как там Бесхлебный? Жив-здоров? — поинтересовался Крутов, сразу же понявший причины тайного недовольства собеседника. «Вот ведь разлучили двух друзей. Как тут радоваться? Наверно, Владимиров с ним хорошо сработался, если не хотел уходить. Ну, ничего, свыкнется!» — решил Крутов и искренне порадовался, что к нему попал именно Владимиров.

А тот, словно высказывая что-то давно решенное, неторопливо отвечал:

— Бесхлебному нездоровым быть не положено — в госпитале свое он уже отлежал. А насчет жизни — так теперь не такое время, чтобы умирать... Да и у командования найдется чем нас прикрыть, если нас прижмут!

За три дня наступления советских войск в Белоруссии немецко-фашистский фронт был смят, опрокинут, раздавлен. На Витебском, Оршанском, Бобруйском и Могилевском направлениях гитлеровский оборонительный вал зиял гигантскими пробоинами. Советская армия осуществляла маневр на окружение и ликвидацию основных группировок противника.

В одном из таких «котлов» оказался пятьдесят третий армейский корпус Гольвитцера, расчлененный на два очага.

В бой с окруженными немецко-фашистскими дивизиями втягивались все соединения армии Березина. Между первым и вторым кольцами окружения лежали обширные лесные массивы, деревни, моховые болота, поля — десятки километров территории, по которой вперемежку двигались в разных направлениях штабы, обеспечивающие подразделения и тылы наступающих гвардейских дивизий. Здесь же сновали и битые и еще не битые группы противника, его транспорты и штабы, потерявшие связь со своими частями. Если одни из них шли за войсками в заданных направлениях с ясной задачей, то другие — бежали от передовой с одним намерением: быстрее уйти из-под удара подальше на запад... Ночью порой случалось, что одной дорогой шли автомашины штаба нашей дивизии, а за ними — повозки и машины какого-нибудь артиллерийского полка противника.

Постепенно выяснилась обстановка у Безуглова. Сложность ее состояла в том, что части гитлеровской четвертой дивизии и остатки сто девяносто седьмой группы пытались пробиться на Бешенковичи и, при отсутствии сплошного фронта, появлялись в самых неожиданных местах. Тогда Безуглов приказал всем штабам и специальным подразделениям занять оборону по деревням, чтобы держать под контролем все дороги.

Дивизия Бабичева по приказу Березина изменила направление и стала наступать фронтом на северо-восток, оттесняя противника в леса и болота.

Наиболее тяжелое положение сложилось у Квашина и Дыбачевского, дивизии которых встали на путях выхода гитлеровцев из внутреннего кольца окружения.

Квашин сообщил, что против него начались контратаки значительными силами. Левый фланг Дыбачевского тоже подвергся серьезному натиску.

Для Березина больше не было сомнений в том, где будут пробиваться гитлеровцы. Важно было как можно скорее противопоставить натиску противника силу, способную его отразить. Эта сила была уже на подходе, и Березин постарался успокоить Квашина:

— К вам вышла на помощь дивизия Кожановского. Дивизия, которая находилась у совхоза Ходцы, тоже двигается к вам. Пока используйте для обороны танки. Всю артиллерию поставьте на прямую наводку. Помните — ни шагу назад!

За Дыбачевского он был спокоен, так как считал, что у генерала хватит сил обеспечить устойчивость своего левого фланга.

— Главное у Квашина, — сказал он ему. — Вы должны справиться сами, без помощи. Сил у вас для этого достаточно!

В эти напряженные для армии минуты Березин был необычайно спокоен, решителен и не знал колебаний. Когда Семенов вошел к нему, он приказал нацелить авиацию на Башки, где сосредоточились основные силы противника и центр его управления.

Однако командующий слишком полагался на Дыбачевского...

Когда Черняков, опасавшийся, что против него будут в дальнейшем брошены более значительные силы, обратился за помощью, Дыбачевский с иронией ответил: