Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

Анна Штайнер, против ожиданий Ильи, оказалась довольно умной и сговорчивой, но чувствовалось, что при необходимости она не остановится перед тем, чтобы пустить пулю в лоб “муженька”. Илья и Анна договорились, что не будут вести никаких лишних разговоров между собой, чтобы предотвратить случайности и не обнаружить, что они немцы. Беседы с восхвалением нацизма исключались даже наедине.

Илья сразу понравился Анне. Своим тактом и корректностью он резко отличался от пошляков офицеров разведки, с которыми ей приходилось общаться. Но Анна была не из тех, кто дает волю своим чувствам; она приняла дружеский тон, который предложил Илья, но чувствовалось, что она постоянно настороже. Илья не раз замечал, что она разглядывает его исподтишка, старается в нем разобраться.

Со швейцарским паспортом в кармане Илья чувствовал себя почти счастливым. Ему хотелось побыть одному, поразмыслить о всех событиях, развернувшихся с такой головокружительной быстротой. Но как уйти от Анны?

— На аэродром еще не скоро, зайдем в кафе, — предложил он.

Он взял под руку нацистскую шпионку в образе ангела с рождественских открыток и помог ей преодолеть несколько ступенек перед входом в кафе.

Сели за столик. Анна заказала кофе, Илья рюмку коньяку. Развернув перед собой газеты, он задумался.

В Иране он наверняка встретится с советскими людьми. Какой будет эта встреча? Как оценят его работу? Может быть, сумеет побывать на Родине? От одной этой мысли сердце забилось сильней. Скорей, скорее в Иран! Подальше от Германии. Он выпил коньяк, свернул газету и, взглянув на часы, встал.

— Нам пора.

Вот и аэродром. Последняя перед отлетом проверка паспортов. Пограничник долго рассматривал паспорт Анны.

— Господа Зульцер, вам придется задержаться. Кое-что в ваших паспортах нуждается в уточнении, — сказал он.

Это было как гром с ясного неба. Илья сдержался, чтобы не запротестовать. Так много поставлено на карту. И вот… Неужели сорвется так удачно начатая операция?

— Надолго вы нас задержите? Неужели до следующего рейса? — с улыбкой спросил Илья.

— Возможно. На аэродроме имеется гостиница, устраивайтесь в ней. Думаю, мы все выясним быстро.

День прошел в мучительных раздумьях. А вдруг немцы, добывая паспорта, не устранили опасности провала? Тогда швейцарцы могут арестовать его и Анну. В Москве потеряют возможность контролировать задуманное нацистами покушение. Шелленберг может отказаться от использования в Иране предложенных Ильей кандидатур и придумает другой вариант. Илью охватило отчаяние. Он не находил себе места. Анна была спокойна и не понимала, почему ее спутник так волнуется.

— Шефы позаботятся. В крайнем случае вернемся в Берлин, — равнодушно сказала она, когда они вышли из гостиницы.

Илья чуть не разразился гневным восклицанием, но вовремя спохватился, понимая, что Анна в конце концов может заподозрить его.

— Нам поручено очень важное дело. Это, если хочешь знать, начало большой карьеры. Будет неприятно остаться в стороне, — сказал он.

Когда агент Линденблатта, наблюдавший за четой Зульцер, доложил ему, что они задержаны швейцарскими пограничниками, дипломата чуть не хватил удар. Линденблатт чувствовал, что Зульцеры едут с очень важной миссией, и понимал, какие последствия могут быть для него в случае провала с паспортами.

Он тут же связался со своим агентом, швейцарским чиновником Рихтгофеном, который добыл паспорта для Ильи и Анны.

Рихтгофен пришел на конспиративную квартиру. Это был шестидесятилетний старик с безжизненными глазами. Он напоминал египетскую мумию.

— Все, все знаю, — не дал он раскрыть рта Линденблатту. — Этот идиот Бюрле забыл поставить на паспорте Анны Зульцер защитный знак, ну, знаете, просто условную такую галочку в определенном месте, чтобы пограничники не сомневались в подлинности паспорта. Это делается для страховки. А в документах герра Зульцера все в порядке.

— Что вы растолковываете давно известные истины? Кто не знает, что такое защитный знак. Вы скажите, как выбраться из этого положения?

— Все будет в порядке. Поставим на паспорт Анны Зульцер условную отмену и вернем его пограничникам, — Рихтгофен помедлил немного и добавил: — Придется поизрасходоваться немного.

Рихтгофен по происхождению был немцем, слыл убежденным нацистом и любил в разговорах со своими шефами похвалиться, что работает на них по идейным соображениям, тем не менее он не упускал случая сорвать каждый раз солидный куш.