— Позвольте передать боевой привет славным артиллеристам от коллектива театра КБФ. Выступает оркестр народных инструментов. Дирижер Сергей Зикеев. «Русская фантазия».
Концерт начался. Оркестрантов сменили две артистки. Лицо одной Генриху показалось удивительно знакомым.
— Частушки в исполнении Богдановой и Телегиной, текст руководителя бригады поэта Фогельсона.
Где же он видел ее? Генрих спросил негромко:
— Как фамилия той, которая справа?
— Это киноактриса Валентина Телегина, — отозвался кто-то из соседей.
Ну, конечно, он видел ее в кино. «Мотя», — внезапно вспомнилось ему, — бригадир девчат из кинофильма «Комсомольск». Соседи добавили:
— Она и в картине «Учитель» снималась.
— И в «Члене правительства».
Оркестр батарейцы слушали очень внимательно, но когда раздались частушки, зрительный зал просто замер. Ведь в них говорилось об островах, о войне, о боевых товарищах.
Стал пролив Ирбенский уже,
Немцы злятся и рычат.
Весь фарватер перегружен,
Транспорта со дна торчат.
«Юнкерс» бомбы в нас кидает,
Да никак не попадет.
Места в Балтике хватает,
Пусть кидает круглый год.
Бьет фашистов Стебель точно,
Поднялся в Берлине вой:
«Этот Стебель очень прочный,
Не иначе как стальной».
Остров Эзель бьется чудно,
Немцы воют от тоски.
Раскусить орешек — трудно,
Подавиться — пустяки!
Потом выступила молодая певица. Когда она запела о чайке над седой волной, у сцены показался артиллерист в каске. Он быстро прошел к кому-то в первом ряду, и тут же поднялся невысокий широкоплечий командир.
— Внимание! Воздушная тревога! Спокойно, товарищи — все по местам!
Артиллеристы быстро разбежались по боевым постам. Артисты и гости укрылись в узкой щели, вырытой среди орешника. Над головой по-мирному колыхались зеленые кусты, голубело небо, и только гул самолетов нарастал, угрожающе приближался.
— Опять к нам, — уверенно определил Костя и протянул товарищу кисет с махоркой. — Закурим?
Генрих отказался. На голубом безоблачном небе росли, увеличивались с каждой минутой вражеские машины. Они шли с востока.
— Девять, — сосчитал Костя, — когда бомбы сбросит — ложись.
Как показалось Генриху, у самолетов были непропорционально широкие крылья и узкий фюзеляж. И гул моторов отличался от наших — надсадный, пронзительный.
— Гляди, «ястребки» идут!
Над деревьями взмыло вверх звено советских самолетов. Генрих видел, как, набирая высоту, направились они в сторону солнца и пропали из вида. «И-16», — определил он. Потом три советских истребителя стремительно атаковали противника.
Строй его самолетов нарушился. В заливе выросли сперва два белых всплеска, потом еще и еще. Это некоторые летчики освобождались от бомбового груза.
— Ура, подбили! — вдруг заорал Костя и, подтянувшись на руках, выпрыгнул из щели. Генрих, а за ним и некоторые из артистов последовали за ним.
Правофланговый вражеский бомбардировщик заметно терял скорость. Черные клочки дыма, увеличиваясь с каждой минутой, оставались за ним. Потом он тяжело развернулся и пошел назад, к материку. Шлейф дыма тянулся следом.
— «Мессеры» идут, — указал Генрих товарищу на приближающиеся точки. Это действительно шло истребительное прикрытие фашистов.
Два «ястребка» продолжали атаковать вражескую восьмерку бомбардировщиков. Третий смело вступил в бой с шестью «мессершмиттами». Закружилась воздушная карусель. Белые дымки трасс располосовали голубое летнее небо. Потом появился один темный выхлоп, второй. И… наш истребитель загорелся. Карусель распалась. Но балтийский летчик не думал прекращать борьбы. С земли видели, как направил он свой самолет на противника. Вражеская машина рассыпалась в воздухе. Остатки ее, объятые пламенем, рухнули в воду.
Окутанный дымом «ястребок» тоже терял высоту. От него отделился темный комочек. Он долго падал. Потом в воздухе вытянулся белый лепесток парашюта. Его наполнило ветром, и черная фигура, раскачиваясь на стропах, тоже заскользила к воде.
— Катер за летчиком! — закричал кто-то.
Генрих так и не понял, вышел ли катер или его еще нужно послать. А Костя разжал кулак и выбросил смятую цигарку. На его ладони наливался пузырь от ожога.
Объявили отбой воздушной тревоги. Артиллеристы в касках занимали свои места в зрительном зале. Та молодая, краснощекая опять появилась на сцене. Баянист заиграл, артистка, видимо от волнения, забыла слова, и ей из зала громко подсказывали:
Читать дальше