Аскольд Шейкин - Испепеляющий яд

Доктор разрешил, конечно.

Мануков лежал с открытыми глазами.

— Здравствуйте, Николай Николаевич, — сказал Шорохов, бережно прикоснувшись к его руке. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — едва слышно прошептал Мануков.

Он что-то добавил, но Шорохов не смог разобрать слов и наклонился к нему.

— Кто в вас стрелял? — также шепотом спросил он. — Наш с вами спутник по рейду?

Мануков не отозвался.

— А кто должен был встретить меня на вокзале? Он же?

Мануков по-прежнему не отзывался, но иногда по его лицу пробегала судорога, словно он пытался сделать какие-то движения подбородком, и это ему не удавалось.

"Что делать, — думал Шорохов по дороге к дому, в который вошла связная. — Предостеречь, но от чего? От встреч с человеком, которому она, судя по всему, доверяет? Высказать подозрения? Мелочь. Укрыть. Быть с нею рядом! Охранять!"

Он почти бежал.

Дом был окрн вереницей солдат в деникинской пехотной форме. Шорохов присоединился к толпе зевак на противоположной стороне улицы. Видел, как из дома вынесли завернутое в мешковину тело. Видел съежившегося, чтобы стать неприметней, филера в картузе и полупальто, вышедшего из этого же дома. В руках его была сумочка из желтых ремешков. Ее сумочка.

"Так, так, так, — думал он. — Так".

Этими «так» он глушил знакомое ему чувство такого отчаяния, когда напрягаешься в истошном крике. Но крикнуть нельзя. Погибнешь без пользы.

Так. Да. Так. Надо.

Примите уверения в совершенном к Вам почтении…

Шорохов еще раз прочитал этот документ: "Лично начальнику Енисейского Охранного отдаления… Игнатий Витальевич Звирский… дал ценные сведения… по возвращению в Петербург… совершенно прекратил связи…"

Где этот Звирский сейчас? "…прекратил связи…" Один из тех, на кого закордонные господа делают ставку: "Никакой грубой силы… Всего только время от времени намекнуть, что документы еще не утрачены", и ликовать, узнавая, что эта персона занимает в стране Советов все более высокое положение, чтобы затем сделать ее жертвой умелого шантажа, будь они прокляты. И сколько же еще такого в этом портфеле!

0н подошел к окну. Грязно-серая людская масса, еще недавно заполнявшая улицу, схлынула.

Десятка четыре всадников остановились у его дома. Спешились. Подчиняясь жестам командира — голоса с такого расстояния не были слышно, — одни из них цепочкой обступили дом, другие столпились у крыльца.

Это за ним. От Хаскеля? От адмирала Сеймура с "Императрицы Индии"? От Хольмана — главы Английской военной миссии? От полковника Кадыкина? Казаки 4-го Донского отдельного конного корпуса, стремящиеся перед отплытием за рубеж уничтожить опись своих трофеев?

Сколько у него здесь врагов! Пусть штурмуют. Граната. Рванет в такой тесной каменной коробке — все и вся в клочья.

Грохот раскатывался по дому. Высаживали входную дверь. Окованные железом дубовые пластины поддавались с трудом.

Что еще нужно успеть?

В руки ни белых, ни англичан, ни американцев — сколько там еще было миссий при ставке Деникина? Французы, итальянцы, чехословаки… Ни в чьи из этих рук рапорты, донесения из трижды проклятой мамонтовской добычи попасть не должны.

Любой ценой. Любыи способом. Немедля. За оставшиеся секунды.

Он сгреб мамонтовские документы, засунул их в портфель, поставил его на стол, туда же, в портфель, двумя руками опустил гранату, сорвал с нее кольцо. По легкому толчку почувствовал, как упруго двинулась рукоятка бойка. Отсчитал до пяти, до семи!

Взрыва не было.

Он вскинул портфель и швырнул его себе под ноги.

Ничего.

Упав на колени, он вывалил из портфеля на пол все большие и малые листки бумаги. Рвать?

Но ведь их надо сжечь! Пепел развеять!

Серая шинельная масса затопила комнату. Шорохова схватили за руки, за голову. Он не сопротивлялся. Все его силы вобрали в себя те секунды, которые он отсчитывал, сорвав с рукоятки гранаты кольцо.

На фуражках, на суконных островерхих шлемах, заполнивших комнату военных, были красные звезды.

"Наши заняли Новороссийск, — подумал Шорохов. — Какое счастье".

— Братцы! — проговорил он.

Горло его перехватила судорога. Какое счастье, что наши захватили город!

В комнату вошел Михаил Михайлович, или как его теперь называть? Борис Матвеевич Тыщенков! Впрочем, и это ли его настоящая фамилия, настоящие имя и отчество?.. В серой шинели, в фуражке с красной звездой. Командирским жестом раздвинул окружавших Шорохова красноармейцев, жестом же приказал поставить его на ноги.