Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

«А ведь этот парень как раз и мог бы быть настоящим фюрером! — неожиданно поймал себя на крамольной мысли гросс-адмирал. — Интересно, где и каким образом Скорцени удалось заполучить его, а главное, по каким признакам определил в нем… Великого Зомби? Внешнее сходство — да, этого не отнимешь. Но лучше бы этого сходства не было или, по крайней мере, лучше бы Великий Зомби не увлекался им и не шлифовал его.

У этого человека свой путь, свой характер и свои амбиции. Он — фюрер сам по себе, независимо от того, чью имперскую тень пытается изображать. Тем более что Гитлер — не тот человек, которого хочется копировать и которому следует подражать».

— Вам, гросс-адмирал Дениц, — Великий Зомби выдержал надлежащую паузу и, лишь услышав такое милое его уху: «Слушаю, — мой фюрер!», — продолжил: — суждено было оказаться во главе рейха в самый трудный момент его существования, по существу, в момент его гибели. Но все мы верим, что вы найдете в себе мужество достойно встретить все ультиматумы врагов, выйти победителем из дипломатической войны с ними и вывести Германию из состояния войны.

Пока Великий Зомби изощрялся в красноречии, лже-Ева сначала молча понаблюдала за тем, как несколько эсэсманов, минуя строй почетного караула, заносят на причал их чемоданы, а затем остановилась в начале этого строя. В своей отлично подогнанной эсэсовской форме со знаками различия оберштурмфюрера, в элегантно посаженной на ржановолосую головку черной пилотке, она выглядела потрясающе. Окажись сейчас рядом с ней настоящая Ева, она — с ее нескладной фигурой, крестьянской походкой и жеманным, под мелкобюргерское пуританство, поведением, — выглядела бы провинциальной домработницей из местечковой окраины.

— Германцы, наша борьба продолжается! Куда бы судьба ни забросила меня, я всегда буду помнить о вас. Мы еще встретимся, и произойдет это значительно раньше, чем могут предположить наши враги. Мы еще вернемся, мы возродим Германию, сделав ее еще более могучей и прекрасной. И, как я и планировал, величественную столицу нашу Берлин переименуем в Германиа. Чтобы она стала столицей не только Четвертого рейха, но и столицей, священным городом всех германцев мира, всех, кто чувствует себя принадлежащим к ядру германской расы! [128] Идею переименовать Берлин в Германиа фюрер впервые официально озвучил еще в июне 1942 года, в специальном фюрер-поезде, по пути из ставки «Волчье логово» в Берлин, мотивируя это стремлением превратить Берлин в столицу всех германцев мира, в священный город людей, «принадлежащих к ядру германской расы». А в центре величественного Германиа мы все же возведем колоссальный Дворец солдатской славы, с галереей фельдмаршалов и мемориальным монументом Неизвестному Солдату! [129] Проект помпезного Дворца солдатской славы уже существовал, автором его был известный германский скульптор и теоретик градостроения Вильгельм Крайз (1873–1955), вот только воплотить его в камне Гитлер не успел, хотя проект ему очень понравился. Обязательно возведем. Оставайтесь же верными своему долгу и своему фюреру, а я, ваш фюрер и Верховный судья нации [130] Титула Верховного судьи нации Гитлер был удостоен на заседании рейхстага в апреле 1942 года, когда он потребовал от членов рейхстага, чтобы ему были предоставлены «чрезвычайные и неограниченные полномочия в сфере законодательной, исполнительной и судебной власти». , навсегда останусь верен вам и Германии!

Скорцени так и не понял, кто из свиты Деница первым, не удержавшись в своем патриотическом рвении, выкрикнул: «Хайль Гитлер!» Но заметил, что первой вскинула руку в римском приветствии именно она, Фюрер-Ева. А затем произошло то, что неминуемо должно было бы произойти, если бы перед этими воинами выступая настоящий фюрер: причалы секретной базы огласило троекратное «Зиг Хайль!». А как только возгласы затихли, опять послышался голос Фюрер-Евы:

— Мы возродим тебя, Германия! Один народ, одна Европа, один фюрер!

Пока фюрер проходил сквозь строй почетного караула к трапу субмарины, Фюрер-Ева Альбина Крайдер, двойник Евы Браун, стояла рядом с начальником караула и, как и положено офицеру СД, отдавала ему честь, вскинув руку в римско-германском приветствии. Она так и не тронулась с места, пока оркестр не завершил исполнение «Баденвайлерского марша», официально признанного в свое время гимном фюрера.

— Я прощаюсь с вами, мои товарищи по борьбе! — прокричал Лжефюрер, уже стоя на краю трапа. — Но я не прощаюсь с тобой, Моя Германия! — буквально взорвался он, потрясая поднятыми вверх кулаками, как это обычно делал фюрер, завершая свои выступления перед многотысячными толпами германцев. — Наша борьба, наша окончательная победа еще впереди! — прокричал он, уже пятясь перед строем моряков из команды субмарины командора Ральфа Штанге. — И заключается она не столько в победе нашегo оружия, сколько в победе наших идеалов!