Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

— Я потрясен, господин оберштурмбаннфюрер, — молвил Зебольд. — Вы знаете, как долго я мечтал об этом.

— Но с условием, что вы не лишаете меня удовольствия и впредь обращаться к вам «мой вечный фельдфебель Зебольд».

— Не представляю себе, как бы я мог жить, не слыша такого обращения.

— Но все это лирика, мой вечный фельдфебель, а нас ждут суровые военные операции. Вы, гауптштурмфюрер СС Гольвег, назначаетесь заместителем коменданта базы «Латинос».

— И первым заданием, которое мы с Зебольдом получим, будет касаться нейтрализации охраны этой базы.

— Я знаю, что вы избалованы сердечными приемами, которые устраивали нам русские партизаны, Гольвег, но, извините, мы — в суровой Аргентине. Кроме того, я буду ходатайствовать о повышении вас, капитан-лейтенант Штанге, до чина корветтен-капитана, с назначением командиром диверсионной стаи, которая будет находиться в подчинении губернатора и коменданта базы «Латинос». Собственно, я повышаю вас до чина корветтен-капитана и попрошу Деница — пока он еще является главкомом флота — утвердить это повышение. Сегодня же, несмотря на всю его секретность, вы огласите приказ фюрера команде «Колумбуса».

— Так будет правильно: команда должна ориентироваться в ситуации, иначе не сможет толково выполнять приказы, которые будут казаться ей сомнительными.

— Сейчас нам очень нужны люди, которые бы понимали, что будет происходить на базе «Латинос» после нашего прибытия туда, и могли бы вооружено поддержать нас в противостоянии с охраной, учрежденной там фон Визнером. Если, конечно, такое противостояние возникнет.

— Будет выполнено, господин оберштурмбаннфюрер. Это хорошо, что появилось губернаторство Германская Патагония. Мне бы очень не хотелось оказаться после войны на антарктической «Базе-211».

— Вот почему многие сочтут за благо добиваться нашей благосклонности, Штанге.

— Поэтому берите меня под свое крыло, господин губернатор, рассчитывайте на мою преданность.

— На преданность всех нас! — воскликнул обер-лейтенант Хорн. — Кстати, мы совершенно забыли о боцмане, который все еще находится под арестом.

— А что, этот закоренелый бездельник все еще отсиживается в карцере?! — почти искренне удивился Штубер.

— Поскольку не последовало приказа о его освобождении, — объяснил Хорн, которому еще только предстояло привыкать к театрализованной манере Штубера.

— С каких пор вы стали так распускать команду, корветтен-капитан Штанге?! Что за дисциплина на вашей субмарине?!

Начало марта 1945 года. Германия.

Замок Викингбург, ставка «фюрера подводных лодок» гросс-адмирала Карла Деница.

О нелюбви Мюллера к ««аненэрбовскому» сборищу шарлатанов» и о том, как на почве этой неприязни у него уже произошло несколько стычек с Зиверсом и даже с Гиммлером, — в эсэсовских кругах давно ходили легенды.

Мюллер даже не пытался скрывать, что ненавидит и презирает Зиверса, что он только и ждет удобного момента, чтобы одним ударом расправиться со всей его «аненэрбистской» братией. Он почему-то даже не пытался скрывать этого — вот что удивляло многих посвященных в дела гестапо и исследовательского института «Аненэрбе».

И хотя фюрер тоже всячески поддерживал «Аненэрбе», шефа гестапо это не смущало: он упорно продолжал накапливать досье на каждого из членов этого «института сектантов и шарлатанов» (в выражениях он никогда не стеснялся), с таким упорством, словно они принадлежали к одной из враждебных рейху проеврейских сект. Мало того, он совершенно не исключал, что саму идею создания этого заведения фюреру и Гиммлеру подкинули представители сионистских кругов.

Вот и это, очень несвоевременное и некорректное, нападение на Посланника Шамбалы — тоже было отголоском его всеобщей нелюбви к «аненэрбизму» как таковому. А еще Мюллера раздражал тот факт, что его людям так и не удалось положить ему на стол полноценное досье на Посланника Шамбалы, в папке которого самой существенной оказалась фотокопия паспорта этого странного странника, выданного на имя гражданина Германии Ариана Оттара, которое, конечно же, было вымышленным. Впрочем, сам паспорт, хотя и был выдан по ходатайству министра иностранных дел Риббентропа и по личному приказу фюрера, но без предоставления Оттаром каких-либо сведений о себе и без прохождения обычной процедуры получения германского гражданства.

Другое дело, что с таким же успехом Оттар мог предъявить паспорт гражданина Аргентины и Японии, в посольствах которых тоже ничего существенного сообщить об этом загадочном субъекте не могли.