Николай Пронин - Бойцы Сопротивления

Вновь долго петляли по темным улочкам и переулкам, пока наконец, еле переводя дыхание, не попали в тот квартал, который был им нужен. Тут был скверик, на углу стоял нужный им дом.

Нажав кнопку звонка, они затаили дыхание. Некоторое время за дверью стояла тишина, потом в коридоре что-то звякнуло, покатилось, дверь немного приоткрылась, в щель высунулось встревоженное лицо. Но хозяин квартиры о их приходе был уже предупрежден, поэтому он тут же открыл дверь пошире и молча пропустил беглецов внутрь. Сам на некоторое время задержался на крыльце, прислушался. Когда дверь осторожно закрылась и звякнул запор, в руках француза вспыхнул слабый пучок света от карманного фонарика, и они гуськом двинулись следом за ним по узкой, крутой лестнице вверх. В крохотной комнате, освещенной тусклым светом зеленого абажура, хозяин квартиры сказал:

— А теперь давайте знакомиться. Люсьен! И пожал руку каждому из них.

Люсьену было лет тридцать пять. Молча вышел он в соседнюю комнату, назад вернулся с ворохом одежды.

— Это для вас, — сказал он, — переодевайтесь.

Пока они переодевались, Люсьен, прислонившись к узкому окну, наблюдал в щелку ставни за улицей, которая за желтым зданием складского типа сворачивала вправо, терялась в темноте.

Некоторое время на улице было тихо и пустынно. Но вот, оглашая окрестность пронзительным визгом сирены, по ней пронеслась полицейская автомашина, не спеша, словно на прогулку, поскрипывая сапогами, кто-то медленно прошел под окном. Очень возможно, что квартал оцеплен и в любую минуту начнется облава. В таком случае опасность грозит не только им, но и хозяину квартиры, но когда Колесник сказал об этом Люсьену, тот лишь хмыкнул:

— Спешить не станем!

Однако рано утром он увел их на другую квартиру. Днем в дверь осторожно постучали. В комнату вошел высокий, стройный блондин, представился:

— Алексей.

Это был тот самый представитель Центрального Комитета советских военнопленных, о котором рассказывал Никифоров. Он принес документы, изготовленные французским подпольем, рассказал о событиях на Восточном фронте и обстановке во Франции.

А в полночь явилась проводница, присланная французским подпольем, и началась их, полная тревог и опасностей, дорога в партизанский лагерь.

Колесник вспоминал, а Петриченко гремел посудой и все посматривал на дверь, ждал прихода товарищей. Наконец на лестнице послышались шаги.

— Идут, — обрадовался он.

Порог мансарды переступили трое. В одном Колесник узнал Загороднева, двух других в полумраке трудно было различить. Кто-то из них задел пустое ведро. Оно покатилось по полу, гремя и подпрыгивая.

— Т-с-с! — зашикал Петриченко, предостерегающе поглядывая на спящего Николая. Но тот продолжал храпеть как ни в чем не бывало.

— Во дает, — улыбнулся Загороднев.

Колесник смотрел на него и радовался переменам: он поправился, на щеках появился румянец. В те дни, когда решено было создать свой партизанский отряд, встал вопрос: кого послать на место, чтобы он, как говорят, пустил корни, а уже потом вокруг него стали бы собираться остальные…

— Загороднева, — не задумываясь, предложил Петриченко, — в прошлом сельский учитель, ему знаком крестьянский труд, хорошо знает французский. Словом, его и только его.

И Петриченко в выборе не ошибся: с поручением Загороднев справился успешно.

Разговор начинался постепенно, исподволь. «Старожилы» расспрашивали гостей об их общих знакомых, которые остались в лагере, те, в свою очередь, интересовались их житьем-бытьем.

— Живем помаленьку, — рассказывал Загороднев, — таких, как мы, в окрестностных хуторах набралось десятка два с половиной. Часть людей из нашего лагеря, часть прибилась из других… К сожалению, почти все без документов, сейчас прячутся где придется. Оружия у нас нет, да и действовать тут непросто: лесов маловато. Установили контакт с местным отрядом франтиреров, изучаем окрестности…

— А как у них с оружием? — поинтересовался Колесник.

— Неважно! Командир отряда Луи шутит: «Наше оружие пока у бошей!»

— Что же, он прав, — задумчиво заметил Колесник. — А кто он, этот Луи?

— Сын зажиточного фермера. Отец совсем старик, на ферме хозяйничает сестра, держит батраков, а он воюет. Ребята его любят: веселый, общительный. В отряде у него коммунисты и католики, социалисты и беспартийные. Впрочем, — добавил Петриченко, — о нем лучше расскажет Жира.

— А это еще кто? — спросил Александр.