Николай Пронин - Бойцы Сопротивления

Холод все сильнее, а чувство голода все мучительнее.

Старик Банкьери садится на камень и просит оставить его умереть здесь, потому что он идти дальше не может, а быть обузой для всех он не хочет. Подхватываем его на руки и довольно долго несем; если бы не голод и не усталость, которые подкашивают силы даже у крепких людей, то нести его было бы совсем нетрудно, настолько он высох в тюрьме.

Оглядываемся назад и видим, что Беллуно, лежащий в долине, уже освещен прожекторами, особенно сильно освещена тюрьма и близлежащие дома. Во всех направлениях носятся машины, слышны шум и грохот одиночных выстрелов, завывания сирен, которые как бы оповещают об успешном исходе нашей операции. Над городом висят осветительные ракеты: видимо, нас ищут в городе.

Приказываю товарищам снова трогаться в путь и идти как можно скорее, потому что наша база еще далеко, а враг гораздо ближе. Все с трудом поднимаются и снова трогаются в путь; я вижу, как товарищи поддерживают особенно слабых. Непреодолимая усталость охватывает нас. В ночи слышу частые стоны и тяжелые вздохи. Уже несколько раз меня просят сделать минутную передышку, хоть на секунду остановиться. Однако, как мне и бесконечно не жаль этих измученных людей, никаких задержек или остановок быть не должно. Мы можем быть в безопасности только у нас на базе.

Радость от успешного исхода операции, переполнявшая нас, быстро сменилась унынием от усталости. Для людей, которые были в камерах многие месяцы, путь в горы был весьма труден.

Их мучения и трудности я переживал как свои собственные. В ту ночь я не ощущал леденящего холода ночи, не воспринимал уколов от иголок сосновой хвои, не слышал глухого плеска бегущей вдали Ардо, единственное, что я старался сделать, так это удержаться на ногах, не показать своей слабости. Изнемогая от усталости, я думал о своих товарищах, о тех, кого нацисты предали зверским пыткам и казни.

Шли всю ночь. Начало светать, и рассвет разбросал по зелени горного луга красноватые блики. Усталость как рукой сняло, и в нас снова проснулись радость бытия, ликование от ощущения вновь завоеванной свободы, что нет тюремных стен и зоркого глаза охраны, от возможности снова видеть зелень деревьев, усыпанных цветами, блеск родников, ощутить на коже лица тепло солнечных лучей…

Сознание того, что все живы и идем, хотя и медленно, в наш лагерь, придает силы бывшим узникам. Мы смотрим друг на друга, обнимаемся, наши щеки влажны от слез счастья. Кто-то запевает песню, мы весело перекликаемся, мы спасены…

Глава написана Джузеппе Фьюмарой по рассказам участников событий

«На последнем этапе нашей борьбы с немецкими фашистами, — рассказывает Карло, — я получил задание руководить группами повстанцев из города Беллуно, которые должны были выйти из горного района и составить еще одну партизанскую группу.

На некоторое время мне пришлось оставить базу, и я не мог поддерживать связь со своей группой в горах: в основном мне приходилось заниматься делами в пределах городской черты. Уже вскоре Кузнецов дал мне знать, что он хочет присоединиться ко мне. Как всегда, он не хотел оставлять меня одного. Честно говоря, и мне было трудно без него.

Я передал ему, чтобы он подождал, пока не найдется удобное место, где он мог бы скрыться. С его внешностью находиться в городе было крайне опасно. Его сразу же схватили бы, приняв за немца-дезертира или же русского: в любом случае жизнь его была бы в крайней опасности.

Когда я нашел надежное место для его укрытия, то послал в горы связного, чтобы тот привел Кузнецова в Беллуно. Однако, к сожалению, связному не удалось добраться до места. Группа, в которой был Кузнецов, была атакована фашистами и вынуждена была отступить. Связной постарался найти ее и уже был близок к цели, когда группе на ее новой позиции пришлось снова принять бой и отойти к Чезиомаджоре — маленькому селению, почти деревне, где были расположены наши склады продовольствия и боеприпасов, а также были люди, хорошо знавшие данный район и которые могли помочь уйти от преследования.

Уже темнело, когда маленький отряд вышел к окраинам Чезиомаджоре. Все были измотаны непрерывными стычками с врагом, долгими ночными переходами. Поэтому было решено в этом селении пополнить запасы продуктов и боеприпасов, немного отдохнуть и подготовиться к новому маршу…

Участник боев в селении Чезиомаджоре итальянский партизан по имени Уго вспоминает далее подробности трагедии двадцатипятилетней давности, об Ванье Кузнецове: «В селении Чезио — так сокращенно он называл этот населенный пункт — к одиннадцати часам мы наполнили вещевые мешки боеприпасами, продуктами и сами хорошо поели. В сарае, где были сделаны грубые нары, было тепло. Мы долго не спали. Нас, итальянцев, было около десятка человек да еще трое русских. Они переговаривались, видимо, вспоминая свои далекие края, и потом рассказывали нам о своей стране, доме итальянскими словами, которые они хорошо уже знали. Потом мы крепко уснули. В поселке молчали даже собаки, словно боясь спугнуть наш сон. Я внезапно проснулся: то ли мне сон какой приснился, то ли жарко было. Я вышел из сарая. На востоке брезжил рассвет. Я сделал шаг к копне и от увиденного вдруг застыл как столб. Сразу же в полной темноте послышался рокот моторов. На тяжелых транспортных машинах фашистов вдруг ярко вспыхнули фары. Я вскочил в сарай и скомандовал «тревогу». Забросив вещевые мешки за спину, схватив оружие, мы бросили место ночевки и стали отходить в горы. Почти со всех сторон селение оказалось окруженным снопами света от фар грузовиков, слышались команды, крики немецких солдат.