Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд

Но какой неожиданный поворот событий! Вражеский тайный курьер объявился в пятидесяти верстах западней! И поведал: «Я из корпуса Мамонтова», — и: «Сегодня всех вас порубят». И это «вас порубят» он сказал, пребывая уже в таком состоянии, что не поверить в его слова очень трудно.

Резервы дивизии ограничены. Так, может, курьер провалился сознательно и себя самого не пожалел ради того, чтобы они были отведены под Терехово? Или под Таловую, что оперативно, впрочем, то же самое. При ударе с юга на север эти станции лежат на одном направлении.

Для переброски бойцов каких-либо транспортных средств у дивизии нет. Пеший марш. И вот, едва только резервы отдалятся от Елань-Колена, белоказачья конница молниеносно обрушится на стык армий. Прием очевидный. Значит, резервы трогать с места нельзя. Но и нельзя не считаться с тем, что удалось узнать от курьера, а верней — с самим фактом его появления. Следовательно, единственный шаг, который можно уже предпринять, это убрать из Таловой обоз. Пока подводчики раскачаются да сложат все на возы, запрягут… Сегодня же пусть выступают на север, к Александровскому поселку. Двадцать верст. За день или хотя бы за два осилят. В случае чего, это облегчит потом маневрирование полкам, штабу.

Так. Только так. Как единственная уже сейчас возможная ответная мера.

Василенко думал об этом, стоя в штабной избе у распахнутого окна. Ярко светило солнце. Мир за окном был ослепителен, зелен…

А на заставе под Терехово тем временем шла обычная жизнь. Повар запоздал. Кашу разобрали в одиннадцатом часу дня. Ложками работали ловко, переговаривались:

— ... Казаки услышат — решат: пулеметы стрекочут.

— Пулемет разве так? Он: та-та-та…

— Накличешь!

— Не! Сегодня уже не начнут. Кавалерист любит по росе налетать. И конь тогда резво идет, и шашка — жик-вжик! — не затупится.

— Ты, что ли, пробовал?

— Знаю… Теперь-то уж до завтрашнего утра всяко доживем…

Потом очередная четверка красноармейцев ушла в секрет у дороги, остальные поснимали рубахи, жарились на солнце, удовлетворенно оглядывались. Как хорошо! Травка зеленая, после дождиков пышная. Лесок вдали темнеет. Жаль, глубокой воды близко нет. А то б окунуться. Совсем ладно было бы. Не служба — малина.

И тут все разом увидели: из низинки между холмами, где проходит проселок, вылетела лавина всадников, свернула в сторону окопа, рассыпалась веером по пологому склону и вот уже с визгом, криками, свистами приближается к ним.

Без всякой команды красноармейцев смело в окоп. Действовала не столько выучка, сколько естественное стремление каждого не оказаться на пути этой лавины.

Она же неумолимо надвигалась, заглушив все прочие звуки дня, сотрясая землю топотом лошадиных копыт.

— Взво-од! — закричал взводный, вырастая над бруствером.

Но лавина уже накатилась, обдавая горячим пахучим ветром, пронеслась над окопом, оставив после себя беспомощно вжавшихся в траншею бойцов и рухнувшего на дно ее взводного.

Затихли свисты, крики, конский топот. Снова стали слышны голоса птиц, стрекотанье кузнечиков.

Растерянно оглядывались, еще не веря, что остались живы, красноармейцы. Повторится ли налет? Несомненно! Оставаться в окопе — смерть. Но и куда отходить? К станции, к штабу батальона? Однако как раз в том направлении ускакали казаки! Будет это — из огня в полымя!

На дороге появился пеший казачий отряд.

Его, как и конную лавину, окоп пропустил тоже без единого выстрела. Затаились, приникнув к земле, счастливые тем, что с дороги их не замечают, либо уверены, что кавалерия уже все способное к сопротивлению с пути отряда смела.

В окоп ввалился человек в кожаной тужурке, с наганом в руке. Его сразу узнали: политком полка!

Он тяжело дышал, лицо его было перекошено злостью.

— Слушай команду! — закричал он, идя по окопу. — Кто побежит — пуля! И куда бежать? Казаки сзади и спереди. Догонят — изрубят!...

Оттого, как он выглядел: кожанка, звезда на фуражке; оттого, что всем в окопе было прекрасно известно, кто он такой, и, конечно, от его громкого голоса, решительных жестов постепенно начала исчезать растерянность, овладевшая красноармейцами.

Поднимались на ноги, брали винтовки.

Бурый вал выкатился из ложбины. Теперь не только по дороге, но и с боков от нее в несколько рядов шли возы.

— Взво-од! — закричал политком. — Залпами, по команде — пли!

Цель была огромна, перемещалась небыстро. Команду начали выполнять дружно. Мстили за растерянность во время налета конников, за свой страх в те минуты, когда затаенно следили за колыханьем штыков пешего отряда.