Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд

— И сколько же их у вас? — Шорохов потянулся к одному из радужных листов.

Слово «тульское» заинтересовало его. Если на черной бирже настойчиво предлагают эти акции, значит, казаки вообще не пойдут на Тулу. Не так ли?

Чернявый убрал руку.

— Э-э, нет, не здесь. Мы — фирма солидная. Если продавать, то по всей форме, а не так — на ходу, из-под полы. И только — товар против денег. Кредит, рассрочка — это все для других.

Шорохов прижал руку к боковому карману:

— О чем речь!

Опять настороженно оглянувшись, чернявый кивком указал на узкий, шириной в аршин, проход между домами, возле которого они стояли:

— Если серьезно заинтересовались, пойдемте… Не бойтесь, не страшно. Вы ничем не рискуете.

Кроме привычки то и дело озираться, во всем остальном он держался вполне обыкновенно, однако Шорохов напрягся. Лезть в щель между домами не хотелось.

— Идите первым, — проговорил он. — Пожалуйста.

Проход оказался очень короток. Десяток саженей. Далее начинался широкий, залитый солнечным светом двор. Там ходили люди, стояли небольшими толпами. Это была все та же базарная площадь! И всего-то!

К тому, что в узком проходе на него могут напасть, Шорохов был готов. Но, выйдя на ярко освещенную площадь, он беззаботно расслабился. В тот же момент ему на шею накинули петлю.

Он сразу повалился на спину, в ту сторону, куда и собирались рвануть тонкий волосяной шнур, чтобы перехватить ему горло. Это он сделал намеренно и как можно резче, с тем чтобы тот, кто находится позади него, если он стоял не слишком далеко, не успел отскочить.

Так и случилось. Теменем Шорохов ударил его в губы, зубы, нос. Руки Шорохова были свободны. Падая, он наудачу вскинул их. Дотянуться бы! Ему повезло. Он обхватил шею этого человека и всю свою силу вложил в ладони, в пальцы рук, почувствовал ими, как трещат, сминаясь, хрящи горла. Тело, на которое он и сам повалился, разом обмякло.

Прибежал чернявый. Видимо, он не понимал того, что произошло. Почему оба они на земле. Почему тот, второй, под Шороховым. На всякий случай ногой он ударил Шорохова по ребрам и уж затем наклонился над ним, приложил руку к его груди. Проверял, бьется ли сердце?

Шорохов захватил руку чернявого, рванул на себя, выкручивая.

Тот успел другой рукой выхватить наган и выстрелить, но пуля прошла мимо, а сам он перелетел через Шорохова и кубарем покатился в сторону заполненной народом площади, потом вскочил на ноги, побежал.

Шорохов поднялся с земли. Плечом оперся о стену ближайшего дома. Била дрожь. Так все прекрасно вокруг: солнце, много людей. И никто не попытался прийти на помощь. Занимались только своими делами. Уже установился такой порядок.

Он отыскал глазами того, который напал сзади. Неподвижен, как прежде. У ног его наган чернявого. Из-за этого, видимо, чернявый и убежал. Трусоват. Недаром же все время озирался.

Шорохов притронулся к подбородку, потом поднес руку к глазам. Она была в крови. Содрана кожа. Повезло. Шнур пришелся не на шею, а на подбородок. Потому-то бандитская пара и не смогла ничего с ним поделать. И еще в одном повезло: что их оказалось не трое.

С мучительным усилием он дотянулся рукой до бокового кармана пиджака: портсигар был на месте. Хорошо! И какая же слабость! Сделать шаг и то нету силы. Но и здесь оставаться нельзя.

После этого он бесконечно долго шел. Шел и шел, а вокруг простиралась все та же базарная площадь. И всюду на ней мужики, бабы, казаки что-то передавали друг другу, божились, переходили на крик, смеялись…

Еще одно больное место обозначалось на его теле — грудь. Там, куда пришелся удар ногой. Подлец! Как убедительно говорил!

«.. Неправда ли, странно: опять управа… Я откровенно с вами, это плохо?.. Мы — фирма солидная…»

И он верил.

— Парикмахерская.

Шорохов вслух прочитал эту вывеску и остановился.

Окошки утыкались в землю. Ступени вели в подвал. Опять бы не вляпаться, как только что.

Очень трудно давался каждый шаг по ступеням. В правом боку у него словно был вбит гвоздь и не позволял сделать вдоха. В то же время желание наполнить грудь воздухом все сильнее томило его.

В комнате, куда он вошел, стояло кресло. На полочке перед тусклым зеркалом белело блюдечко с кисточкой для бритья. Правильно: парикмахерская. Хозяина нет. Но дверь-то была открыта!

Осторожно Шорохов опустился в кресло. От боли едва не вскрикнул.

— Что же ты? — вслух обратился он сам к себе, будто это могло помочь. Из-за перегородки, тяжело передвигая ноги, вышел старик в грязном халате, небритый, сгорбленный. Через плечо у него висело полотенце.