Станислав Мыслиньский - Над Припятью

— Хайль Гитлер! — дружно откликнулись присутствующие, выбросив вперед правую руку.

— Итак, господин группенфюрер, прошу доложить обстановку…

Именно это известие тяжелым камнем легло на сердце фельдмаршала. Он понимал значение события, которое могло отразиться на дальнейшем ходе войны, и поэтому решил узнать, не поступило ли каких-либо известий из Берлина. Он пошел в блиндаж.

Миновав несколько ступенек, Модель направился в шифровальное отделение. Дежурные офицеры и унтер-офицеры, завидев его, вскакивали с низких табуреток. Аппаратура сверкала чистотой: телетайпы, специальное оборудование для телефонных разговоров, исключающее подслушивание, радиоаппаратура и средства дальней связи. У радиостанции дежурил сержант Гробке. Из эфира доносились позывные сигналы; сержант настраивался на соответствующую волну и механически отмечал что-то в бланке. Он один не встал, чтобы приветствовать фельдмаршала. В шифровальной комнате дежурил обер-лейтенант Гонпен, как всегда, элегантный, благоухающий хорошим одеколоном. Заметив фельдмаршала, он вскочил с табуретки.

— Есть что-нибудь из ставки?

— Пока ничего не поступило, господин фельдмаршал! — Офицер схватил листок бумаги: — Только генерал Гот запрашивает…

— С этим прошу к начальнику штаба, — буркнул Модель, окинув взглядом комнатку, в которой хранились книги с ключами шифров и особо секретные документы. В случае их потери радиограммы и многие секретные вопросы перестали бы быть тайной для врага. Но это помещение, как и весь блиндаж, хорошо охранялось.

— Прошу немедленно докладывать о каждом сообщении из Берлина!

— Слушаюсь, господин фельдмаршал! — Офицер, вытянувшись, стукнул каблуками сапог.

После ужина Модель долго не мог заснуть. Его все еще преследовали подтвержденные лаконичной телеграммой из ставки слова группенфюрера СС: «Вторжение, Нормандия…» Неужели начало конца? В голове бродили навязчивые мысли. Вдобавок ко всему еще этот телефонный звонок от Ринге: «На участке 918-го полка опять слышна агитация, усиливаемая русскими репродукторами… Выступал Штейдле… Да, тот самый, из фронтового комитета…»

Он читал несколько стенограмм выступлений этого баварца, который после сталинградского поражения перешел на сторону коммунистов. Невелика потеря, только он потянул за собой других, даже генералов Данельса, Корфеса, Латтмана, Зейдлитца, некоторых старших и младших офицеров. Кажется, даже сам фельдмаршал фон Паулюс! Нет, его не раздражало, что в том же комитете действовали Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Эрих Вейнерт, Германн Матерн и многие другие немецкие коммунисты. Их участие в агитации против национал-социалистской Германии и Гитлера было понятно, ведь они сбежали от виселицы… Но те, кто до сих пор толкал немецких солдат на смерть…

Листовки были короткие, уже непохожие на прежние, которые сбрасывали с русских самолетов и писали русские. На одной из них напечатан текст призыва, в котором многие бывшие офицеры 6-й армии обращались к генералам и офицерам вермахта, к германскому народу:

«Вся Германия знает, что значит Сталинград. Мы прошли через ад, нас считают умершими, но мы живем и стремимся к новому. Мы не могли дольше молчать! Мы имеем право говорить… И от имени погибших товарищей… Это наше право и обязанность».

И далее:

«…Дальнейшее ведение этой бессмысленной и безнадежной войны в любой день может привести к национальной катастрофе. Это можно еще предотвратить, это моральная обязанность перед родиной каждого немца, сознающего свою национальную ответственность… Горький опыт Сталинграда должен уберечь от трагических ошибок. Мы обращаемся к народу и воинам вермахта. Прежде всего обращаемся к командующим армиями, генералам, офицерам. От вас зависит окончательное решение. Германия ждет, что вы смело посмотрите правде в глаза и не менее смело и решительно будете действовать… Не отвергайте исторического воззвания!.. Объедините вашу борьбу с борьбой народа с целью свержения Гитлера и его правительства, чтобы защитить Германию от хаоса и падения».

Московское радио передавало также выступления солдат вермахта, уцелевших во время сталинградского разгрома:

«Призрак Сталинграда предостерегает. Лишь немногие отдают себе в этом отчет, а жаль! Большинство не хочет об этом думать. Они всерьез воспринимают неопределенные обещания, расточаемые верхушкой. Легко верят этому, боясь правды и расплаты за все совершенное».