Вен. Андреев - Партизанские встречи

К вечеру машина была в лагере, а месяцев через пять мы переправили её в советский тыл.

Весть о Моряке быстро облетела все подразделения.

— От скаженный! — рассказывал Науменко. — Ледве нэ прибыв менэ. От, честное слово, перелякав. И звитки в нем такой норов взялся?

С раннего утра мы с Рудем у радистов. Сегодня они мучаются у аппаратов. Монотонно, как дятлы, стучат ключи. В наушниках треск, нудный писк, дикие кошачьи вопли.

— Помехи… забивают, — жаловался радист, не выпуская ключа.

После долгих, мучительных усилий радистов Рудь передал мне, наконец, шифровку ЦК партии Украины:

«Своим соединением оседлайте железную дорогу на участке Н… Фронт требует напряжения всех сил. Надеемся, задача будет выполнена с честью. Желаем успеха.

Хрущев. Строкач».

Приняли ещё одну шифровку:

«Взорвите мост через реку С. Исполнении доложить. Желаю успеха.

Пономаренко».

Фролов, Тимошук, Старченко, Томаш, Никитенко, Мясников, Дьяченко, Кожухарь были посланы на дороги. Им мы дали 150 диверсионных групп, по пять-десять человек каждая, с достаточным количеством взрывчатки. И в первые же несколько недель до полусотни вражеских эшелонов слетели под откос.

— Чув? — спрашивал Науменко Моряка.

— Что?

— А то, что хлопцы ещё двадцать поездов взорвали. Уже семьдесят! А мы с тобой ковыряемся тут, как жуки в навозе. Мудрим щось… Годи. Завтра же пиду до командира.

Науменко сосредоточенно укладывал и стягивал проволокой куски тола. Меня он не видел.

— Что ты хочешь сказать мне, товарищ Науменко?

Он быстро встал. Я подал знак продолжать работу. Пятра вышел из-за куста и подал последнюю сводку наблюдений. Просмотрев донесение, я сунул его в планшетку.

— Завидуешь? — спросил я Науменко.

— Да, товарищ командир, завидки беруть, — признался Науменко. — Семьдесят эшелонов! Знаете, что это такое? Эге-е-е!.. Батька мий був железнодорожником и в гражданскую, и после. Я знаю, що це значить.

— Ну, и что это значит?

— Это значить, что всё на дорогах летит кувырком. Я-то знаю. Мне ещё батька казав, что график на дороге — это всё. Это что те часы: заведи их, и они «тюк-так, тюк-так», а кинь в них песчинку — они и того, стоят, пока не прочистишь. А поезда! Сами поезда чего стоят?

— Цену поездам ты сильно преувеличиваешь…

— Ничего не преувеличиваю, — не соглашался Науменко.

— Они же не начисто уничтожаются!

— А бис с ними, что не начисто. По пять вагонов или платформ в эшелоне бьются, и то триста пятьдесят вагонов. Хай по пятнадцати солдат в вагоне покалечатся, и то почти шесть тысяч не доихало до фронту — ого!

Пятра глядел на Науменко широко открытыми глазами. Видимо, до этого он и не задумывался над результатами даже им вызванных крушений.

— Вот это здорово! — восхитился он. — А Петрович говорил мне: «Если бы каждый из нас убил по одному фашисту, то Красная Армия была бы уже под Берлином».

— Где это он тебе говорил? В плену? — спросил Науменко.

— Вообще разговор был о войне.

— А тут конкретно шесть тысяч. А ще переляканых [5] переляканых — Перепуганных. сколько? Хо-о! Не с великой охотой пойдешь там, на фронте, в бой, коли и назад треба озиратысь… А опять же танки. Хай их разбылось меньше, чем Фролов пише, хай всего двадцать танков разбилось, и то уже нашим хлопцам на фронте немножко легче будет. А паровозы, те что разбылись, тому Гитлерови десь потрибно браты. От вам и эшелоны… А мы тут колупаемся… — закончил Науменко.

Отрадно было слышать из уст самих бойцов выводы, сделанные на основе хотя бы и такого не сложного, но довольно верного анализа партизанской деятельности на коммуникациях врага. Они анализировали всего-навсего лишь свой узкий участок деятельности. А рядом с нами, километрах в 20–50–100, по заданиям Хрущева, Пономаренко и Строкача действовали на коммуникациях не менее крупные партизанские отряды и соединения — генералов Федорова, Ковпака, Сабурова, подполковника Маликова, майора Горобчика, Мельника, Бегмы, Иванова, Федорова-Кизя, Кота, Одухи, Шкрябача, Олексенко, Шитова и сотен других. В самый напряженный момент ожесточенного наступления гитлеровской армии под Курском и Орлом и в период её отхода партизаны пустили под откос четыреста восемьдесят четыре эшелона только на участке железной_дороги Сарны — Коростень — Киев.

Конечно, ни я, ни тем более Науменко об этих цифрах тогда сведений не имели. Но Науменко, как диверсант, хорошо знал цену деятельности подрывника на дороге и стремился туда, пытаясь увлечь за собой и Пятра, для которого анализ Науменко явился открытием. Оба просили послать их на дорогу.