Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед

Я спросил, зачем они топят пса. Валентин ответил, что тот душит и ест цыплят. Было жалко, и я просил отпустить. Но мальчишки вылезли на берег и, поняв, что утопить животное просто так трудно, начали его бить. Они брали собаку за лапы и бросали об землю. Казалось, били не этого беспородного барбоса, а самого меня. Особенно невыносимо стало, когда из черного носа потекла кровь. Она была ярко-ярко-красной. Но самое удивительное, после каждого удара пес вскакивал на лапы и, виновато виляя хвостом, жался к ногам своих маленьких убийц. Это уже было слишком. «Отпустите, пусть бежит, куда хочет», — просил я со слезами на глазах. В конце-концов истязатели устали. Я отцепил поводок. Пес не хотел убегать…

К счастью, собаку тогда не убили. Но домой она уже не вернулась. Почему мне сегодня вспомнилось это, сказать не могу. Я видел здесь кровь. Кровь убитых и раненых. Щедро полит ею непрестанно вращающийся шарик. Жестокость… Она воспитывается в нас с детства. И проявляется она не только в физическом убийстве, истязании. Людей еще мордуют и нравственно.

Мать пишет, дома пошли слухи, будто я ранен. Да еще в живот. Удивительно, откуда такая нелепость? Кому выгодно истязать больное сердце старой женщины, ожидающей своего сына? Кто решил испытать нервы отца, имеющего тяжелое проникающее ранение в голову времен войны? Ведь эти слухи тоже могут обер-нуться убийством. Косвенным. Беспардонные люди…

На душе скребут кошки. Не дай Бог кому-то еще испытать такое, как нашим матерям. Кстати, меня уже второй раз хоронят. Говорят, есть примета: жить буду долго. «Свежо предание»…

3 декабря 1980 г.

Опять ночная проверка. На сей раз — караульной службы. Ходил по «малому» кругу — тылы, хлебозавод, разведчики, автомобилисты и связисты. Кстати, о караульной службе. Сижу и пишу эти строки. Темно. Вдруг совсем рядом автоматный выстрел. Метрах в трех-четырех от палатки. Лень выйти посмотреть, в чем там дело. Привыкли. Не убило, значит, стреляли не по нам. Наверное, разряжали оружие. Кто-то передернул затвор и нажал на спуск, не отсоединив ма-газин… Да, вот прямо сейчас зашел Витька Хромов — наш вечный «караульный пес» — и стал ругаться. Выстрелил, как я и предполагал, молодой солдат. При разряжании. Витька со своим взводом уже почти год несет караульную службу в штабе. Бессменно. Свихнуться можно, а парень еще не лишен и чувства юмора. Начнет кто-нибудь словами из устава: «Заслышав лай караульной собаки…», Витька сам тут же засмеется: «…Немедленно подойти к лейтенанту Хромову и дать ему… сигарету. Не откажусь и от более существенного…»

С Хромовым, командиром взвода НАД — начальника артиллерии дивизии — поначалу я пару раз поругался. Ершистый паренек. Но потом как-то незаметно подружились. Витька, добрейший и порядочнейший человек, вскоре стал любимцем палатки. И мне очень нравится. Жалуется он мне иногда на своего замкомвзвода Володю Луберга. Володя — это экземпляр еще тот. Кличка у него — «Одеколон». Бывший студент, москвич, уже «дембель», кстати, очень неглупый парень, он, однако, грешит употреблением спиртного. Пьет понемногу, но часто. А так как на водку денег нет, то употребляет одеколон. И самое интересное — не поймаешь с поличным. Запах одеколона… И все тут.

4 декабря 1980 г.

Ужасно доводит сбитая коленная чашечка. Постоянно прилипает к штанине, а забинтовать нельзя — ходить будет невозможно. Приехали москвичи разбираться по ЧП, совершенному двумя солдатами, затеявшими стрельбу. Стараюсь на глаза не лезть. Старый солдатский принцип: подальше от начальства… А то вспомнят, начнут трясти и меня. Надоело все и без того.

5 декабря 1980 г.

Произошел небольшой конфликт с представителем аппарата советников. Как-то мы пошли одному из них навстречу, помогли. Приезжает другой и говорит, что все надо переделать. Чистенький такой, гладкий, ухоженный. Молодой, но наглый. Сразу видно, воспитывался под крылышком у большого начальства. Посмотрел свысока на «безродного» старлея и этак бесцеремонно: «Надо переделать». Я взял бумаги: ошибки из-за неправильных исходных данных. Значит, не на нашей совести. Поэтому, говорю, переделывать не будем. Не хочу наносить людям моральный ущерб — приказывать дважды выполнять одну и ту же работу.

Приехавший фыркнул и помчался к начальству. «Беги, беги, — думаю, — ничего у тебя не получится. Ко мне все равно вернешься. Развелось холуев…»

Какой смысл вкладываю в это слово? Примерно тот же, что и Грибоедов в «Горе от ума»: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Понимаю, есть должно-сти адъютанта, офицера для поручений и т. д. Никуда от них не денешься. Но ненавижу всеми фибрами души тех, кто, пользуясь близостью к начальству, перенимает его замашки. Избитые формулы: «Любишь хозяина, люби и его собачку», «Сильному повиляй хвостом, слабенького куси»… Но как живучи у нас низкопоклонство и лизоблюдство!..